Ярослав Веров - Хроники Вторжения

– И отдадут. Последней рубашкой поделятся. С народа снимут и поделятся, – утвердил приговор полковник.

– Все это, Викула, было бы так смешно, кабы нам было что противопоставить падающим спутникам. Самое простое дело – пропорционально наращивать ракетно-ядерный потенциал. Ан нет, хитрые американцы навязали договор о справедливом, пропорциональном разоружении. Зачем в свете стратегии точечных ударов много ракет? А мы теперь даже если захотим нарастить, ресурса нет. Так что ждать осталось недолго. Слыхал о системе «Иридиум»? Был коммерческий проект космической телефонии. Успели повесить несколько сот спутников. И якобы дело не заладилось, в коммерческом аспекте. Не окупаются спутники. Компания-владелец решает их затопить. Но это туфта. Вся сеть передается Пентагону. По себестоимости. А спутники, между тем, падающие. То бишь, прототипы. Отличаются от настоящих только тем, что в случае ложной атаки, они на орбиту вернуться не могут. Зато их с головой хватит обезопасить себя от угрозы со стороны Китая и прочих третьих стран. А вот новый проект – «Интернет в небе» – это уже по наши души. Боевые падающие спутники, двести пятьдесят штук. Первый эшелон развернут. Пользуйтесь, дурачки, интернетом. А после запуска второго «звездного» эшелона – это всего-то два-три года – начинается эпоха точечных ударов.

Воцарилась вдумчивая тишина. Мне стало холодно, и я побрел к костру. Костер уже догорал, и я подкинул лапника. Затрещала хвоя, взметнулись синеватые язычки пламени. Грядущее мировое господство Америки меня не очень-то взволновало. В нашем кругу никто не верил по-настоящему в зловредность отдельных государств, и все верили в абсолютную ценность демократии и мира. Война – пережиток двадцатого века. Вот информационные войны – это да. Или там торговые. Это сколько угодно. А ядерные удары, пускай и точечные, – дичь какая-то. Не мог я вообразить Америку в роли ядерного агрессора, не вытанцовывалось. Бывший СССР – легко, а Америку – нет. Чтобы эти эпикурейцы, сибариты затеяли ядерную бойню? Боже мой, Ватсон, зачем?

Сзади подошел Эдик, положил руку мне на плечо.

– Все, что я тебе рассказал, является результатом серьезных разведывательных усилий ГРУ, очень серьезных. К сожалению, это правда, Викула. Не блеф. Вот новая их система ПРО – это блеф. А падающие спутники это реальность. Это жопа, полная и окончательная.

– Но послушай, Эдуард, ведь они изнеженные, ведь они желудки ходячие. Потребители. Зачем им эти проблемы? Они экономически давить будут, ты же сам говорил о долларе...

– Дурак ты. Те желудки, которые ты имеешь в виду, всего лишь необходимый элемент американской тоталитарной системы. Чтобы государство их не рухнуло. И не им принимать решения.

Я пожал плечами:

– Но государство учитывает опросы населения...

Сухой смешок раздался – к костру подошел полковник.

– Молодой человек, поверьте старику, никому эти опросы не интересны. У нас это вроде игры, а у них имеет чисто культовый аспект. Религиозный символ демократии. Если опрос подтвердил решение – значит, «правительство действует в верном направлении». Если нет – «правительство пошло на непопулярные меры в целях...» Цели можете выбрать сами.

Мне надоело препираться, меня вовсе не интересовали американцы и «звездные войны». Мне хотелось домой. Меня не волновала природа, не трогало души таинство заката. Эх, послать бы Эдика по-хорошему, далеко-далеко.

Эдик стал рассказывать о том, что наши космические станции изначально создавались как антиспутниковые. Но все то же тупое руководство произвело обрезание боевого модуля. И «Заря» превратилась в «Салют», а тот в «Мир». Теперь же и вовсе – американцы повязали нас международным проектом.

Я зевнул и сказал:

– Мужики, люди добрые, а когда же домой?

– Замерз? – деловито спросил Эдуард.

Я понял – в его планах имеется что-то еще.

– Молодые люди, может пройдет на территорию, посетим бар? – предложил полковник.

Эдуард энергично закивал и принялся собирать наш «лагерь».

– Меня Ирина ждет! – очень жалобно взмолился я.

– На! – Эдик поднялся от своего баула, протянул мне трубку.

– Я, конечно позвоню. Но что мне сказать – когда мы вернемся?

– Часа через три.

– Ну-у, – я принялся нажимать кнопки, – все-таки, Эдик, у тебя порядочный сдвиг.

– Что есть, то есть. Иначе бы не пошел в бумагомараки.

Бар пансионата мне понравился. Во-первых, тепло. Во-вторых, низенькие уютные столики с такими широченными диванами-уголками. Сел – утонул.

Мне заказали кофе, Эдик с полковником взялись за баночное пиво, до которого на берегу озера руки так и не дошли.

Полковник отставил пустую банку, размял в пальцах сигарету, щелкнул зажигалкой. Ну-ну, полковник – движения неторопливые, со значением, с подтекстом. Заходишь на удар? Скорее ударяй, а то надоело мне все это, кто б только знал!

– Я вижу, молодой человек, – заговорил полковник, – вас проблемы геополитики не занимают. Разумная позиция. Но знаете, как бывает. Не интересуетесь вы – интересуются вами. Судьба. Нас на планете восемь миллиардов. А выдергивают вас, Викула. Ведь у вас медовый месяц, вы парите где-то там. И вдруг телефонный звонок, непонятная рыбалка. Зачем? Эх, было бы вам столько же лет, сколько мне... Знаете, в моем возрасте мир видится намного проще. Очень простой мир. И очень простые люди. Люди все простые. Вот вы. Не хотели ехать – а поехали. Хотите уйти – а сидите, кофе пьете. А кофе вы не любите, я же вижу.

Это была правда – кофе я действительно не любил. Полковник мне перестал нравиться. Что-то обнаружилось в нем такое... Не совсем человеческое. Или не человечное? Да нет, не человеческое.

– Год назад возникло философско-литературное объединение «Цитадель». Собираются в кафе «Белый Корабль». Ведут непонятные дискуссии, в очень необычной форме. Пишут непонятные опусы. Читают стихи. Приглашают известных и не очень литераторов.

Полковник остановился. Оно и понятно: именно там я познакомился с Иришей. Конечно, полковник все это знал. Ну что ты, полковник, замыслил? Все заводишь и заводишь руку для удара. Все никак не выйдешь на нужную позицию. Дай-ка я тебе подосру:

– Э-э, Степан Тимофеевич, древние китайцы верили в Великое Ничто. Мы, европейцы, не понимаем, в чем здесь суть. Мы «ничто» понимаем буквально как отсутствие чего-либо. Мы очень не любим отсутствия. Мы слишком предметны. Вот вы рассказываете который час о самых разных предметах. А если подумать, просто остановиться на мгновение и подумать – то все это Ничто. Иллюзия.

– Все оно так, – неожиданно быстро согласился полковник, хотя соглашаться было не с чем – я просто трепался. – Но, знаете, Викула Селянинович, на этот раз Великое Ничто очень и очень заинтересовалось вами.