Брюс Стерлинг - Царица цикад

Он легко пробежался пальцами по клавиатуре; вспыхнула трехмерная картинка.

– Сейчас перед тобой – голографический срез биржевой активности за последние сорок восемь часов, – сказал Кулагин. – Похоже на океанские валы, не правда ли? А вот здесь – самое настоящее цунами, гигантский объем заключенных сделок. – Он ткнул в экран световым пером, вживленным в кончик его указательного пальца; заштрихованная область мигнула, изменив свой цвет с зеленого на красный. – Это произошло, как только просочились первые слухи о лестероиде.

– О чем, о чем?

– О ледяном астероиде. Кто-то купил эту ледяную гору у Совета Колец и теперь выводит ее из гравитационной ловушки колец Сатурна. Кто-то очень умный, поскольку гора пройдет очень близко, всего в нескольких тысячах километров от Царицына Кластера. Достаточно близко, чтобы ее можно было наблюдать невооруженным глазом.

– Ты хочешь сказать, что кому-то действительно удалось это сделать? – спросил я, не веря своим ушам, раздираемый самыми противоречивыми чувствами.

– Слухи дошли до меня через третьи, пятые, а может, и десятые руки. Но все параметры в точности совпадают с теми, которые были рассчитаны инженерами из Полиуглеродной лиги. Совпадает масса льда, совпадают размеры – более трех километров в поперечнике; совпадает конечная цель – равнина Эллада к югу от марсианского экватора. Скорость – шестьдесят пять километров в секунду; само столкновение ожидается четырнадцатого апреля, в 20:14:53 по мировому времени. А по местному, я имею в виду марсианское, лестероид упадет на рассвете.

– До этого еще столько времени, – нетерпеливо сказал я. – Ждать и ждать.

– Послушай, Ганс, – ухмыльнулся Кулагин, – не суетись. Такую махину голыми руками с места не сдвинешь. Но это – лишь первая ласточка. Потом их будет еще не одна дюжина. А то, что происходит сейчас, – не более чем чисто символический жест.

– Значит, нам скоро придется перебираться туда! На орбиту Марса!

– Ну нет, Ганс. – Кулагин был полон скепсиса. – Такая работа – для роботов я других автоматов. Может быть, позже потребуется несколько жестких, крутых парней, пионеров по складу характера. Но лично для себя я не вижу причин, по которым мне пришлось бы пожертвовать уютом и привычным комфортом ЦК.

– Неужели ты действительно хочешь остаться здесь? – Я вскочил со стула, непроизвольно стискивая кулаки. – И пропустить момент пригожинского катализа?

Кулагин, слегка нахмурившись, посмотрел на меня снизу вверх.

– Остынь, Ганс. Остынь и сядь. Очень скоро начнут набирать добровольцев. И если ты действительно собираешься направиться к Марсу, думаю, это будет совсем нетрудно устроить. Важнее другое. Слишком уж сильно подействовало сообщение о лестероиде на биржу. Ее уже начало лихорадить сразу после смерти контролера. А теперь, похоже, на крючок попалась куда более крупная рыба, которую кто-то упорно тащит наверх. На съедение. Я уже три дня внимательно слежу за его действиями. В надежде поживиться объедками с праздничного стола, так сказать... Не хочешь воспользоваться ингалятором?

– Благодарю, не сейчас.

Кулагин покачал головой и втянул носом хорошую порцию стимулятора. Никогда прежде я не видел его нераскрашенного лица.

– У меня нет того интуитивного ощущения массовой психологии, которое доступно вам, шейперам. – сказал он наконец. – Поэтому приходится иметь хорошую, очень хорошую память... Первый раз мне довелось наблюдать нечто похожее тринадцать лет назад. Кто-то распространил слух, что наша Царица пытается покинуть ЦК, а советники удерживают ее силой. И что же? В итоге разразился биржевой крах сорок первого года. Но настоящее сведение счетов с неугодными последовало позже, во время возрождения биржи. Я тут снова просмотрел пленки с записями времен краха и, сдается мне, разглядел хвост, плавники и оч-чень острые зубы одного старого приятеля. Трудно было не узнать его по повадкам. Не скользкое вероломство шейпера. И не холодная упорная хватка механиста.

Обдумав услышанное, я сделал однозначный вывод:

– Тогда ты говоришь об Уэллспринге.

Возраст Уэллспринга не знал никто. Но ему наверняка давно перевалило за двести. Сам он утверждал, что родился на Земле, на заре Космической Эры; потом был в числе основателей первого поколения независимых космических колоний, так называемой Цепи. И уж точно он был в числе основателей Царицына Кластера, а после того, как Матка впала в немилость у своих собратьев Инвесторов, он участвовал в строительстве ее теперешней обители.

– Отлично, Ганс, – улыбнулся Кулагин. – Ты прав. Может, ты и замшел слегка среди своих лишайников, но вокруг пальца тебя не обведешь. Да. Я полагаю, именно Уэллспринг состряпал крах сорок первого года. Причем состряпал из ничего, в своих личных интересах.

– Но ведь он ведет весьма умеренный образ жизни, – возразил было я.

– Ну и что? Будучи старинным другом Царицы, он имел самые широкие возможности запустить нужные ему слухи. Более того, именно он семьдесят лет назад разрабатывал концепцию биржи и знал ее как свои пять пальцев. А Космические метасистемы? Департамент, занимающийся проектом преобразования Марса? Он ведь возник сразу после возрождения биржи! Конечно же – тайные дотации, конечно – анонимное спонсирование.

– Но ведь денежные поступления шли тогда со всех концов системы, – снова возразил я. – Тогда практически все секты и группировки на словах соглашались с тем, что проект освоения Марса – самое грандиозное и самое нужное предприятие в истории человечества.

– А я и не спорю. Хотя меня лично немного удивляет, с чего бы эта прекрасная идея так быстро и так широко распространилась? И еще: кто остался в выигрыше? Послушай, Ганс. Я искренне люблю Уэллспринга. Он действительно мой лучший друг. И я помню о холоде. Но ты должен четко осознать, какую гигантскую аномалию он из себя представляет. Он – не один из нас. Он даже родился не в Космосе.

Кулагин немного прищурился и внимательно посмотрел на меня. Но я никак не отреагировал на употребленный им термин «родился», весьма оскорбительный для шейперов. Ибо в первую очередь я был членом Полиуглеродной лиги, а во вторую – цикадой. В третью и четвертую очередь я был никем, и только в пятую – шейпером.

По губам Кулагина скользнула короткая одобрительная улыбка.

– Будь уверен, – сказал он, – у Уэллспринга имеется немало имплантированных устройств, продлевающих его жизнь и характерных для всех механистов. Но в целом он не настоящий мех. Скорее – наш живой предтеча. Я буду в числе последних, кто станет отрицать шейперские таланты, но в определенном смысле эти таланты развиты искусственно. Они проявляются во всей красе, когда надо пройти тесты на проверку КИ, согласен. Но вам порой недостает неких... ну, что ли, первичных качеств, которыми в полной мере обладает Уэллспринг. Точно так же и мы, механисты. Мы можем использовать кибернетические моды мышления, но нам недостает неких первичных качеств, которые только одни и могут сделать машину машиной... А Уэллспринг – один из тех людей, которые гораздо дальше всех остальных могут пройти по лезвию бритвы. Он – один из тех титанов, которые рождаются раз в столетие. А то и реже. Подумай сам, что стало с остальными его ровесниками?