Брюс Стерлинг - Царица цикад

Все началось в тот вечер, когда Матка отозвала своих сторожевых псов. Я ходил под псами целых два года. С момента своего дезертирства.

Мое посвящение, мою свободу от псов, собирались отмечать в доме Арвина Кулагина. Кулагин, влиятельный и богатый механист, владел комплексом жилых и производственных помещений на внешнем периметре цилиндрического пригорода.

Он встретил меня в дверях и вместо приветствия протянул мне золотой ингалятор. Шумная вечеринка шла уже полным ходом. По случаю приема нового члена Полиуглеродная лига всегда собиралась в полном составе.

При моем появлении, как это и бывало обычно, собравшиеся одновременно поежились, будто из дверей на миг потянуло ледяным сквозняком. Все из-за псов. Компания вдруг заелозила, голоса зазвучали громче и несколько театрально, в движениях людей как-то сразу проявилась заученная, искусственная элегантность... Каждой отдельной ослепительной улыбки, обращенной в мою сторону, с избытком хватило бы на добрую дюжину агентов службы безопасности.

Улыбка Кулагина тоже была слегка стеклянной:

– Ландау? Большая честь для меня. Добро пожаловать. Вижу, ты принес с собой то, что причитается Матке? – Его острый взгляд многозначительно скользнул по контейнеру, укрепленному на моем бедре.

– Разумеется, – ответил я.

У человека под псами секретов нет. Два года, два долгих года мне пришлось трудиться над тем, что ныне я принес в дар Матке, и каждый мой шаг был зафиксирован, записан на пленку недремлющими псами. Они и теперь продолжали записывать все, что происходило вокруг. Ведь именно для этого они и были созданы специальным бюро Службы безопасности Царицына Кластера – СБ ЦК. Долгих два года они писали на пленку все, происходящее вокруг меня. Все события, все разговоры. Мои и чужие. Все подряд.

– Теперь лига имеет полную возможность взглянуть поближе, – сказал Кулагин, – на тех самых сук, которых мы привыкли облаивать на все корки. – Он игриво подмигнул камере, вмонтированной в морду сторожевого пса, после чего быстро взглянул на часы. – Осталось меньше часа до того, как ты выйдешь из-под псов, Ганс. А затем мы как следует повеселимся. – Он жестом пригласил меня пройти внутрь. – Свистни роботам, если тебе что-то понадобится.

Жилище Кулагина было просторным и элегантным: классическая отделка и нежный запах цветущих ноготков.

Этот пригород назывался Фрот. Он был излюбленным местом сборищ Полиуглеродной лиги. Кулагин жил на ободе пригорода, что позволяло ему использовать эффект вращения. Центробежная сила обеспечивала ему десятую часть g. Стены помещения были расчерчены полосами, чтобы любой мог понять, где верх, а где низ; повсюду были расставлены такие предметы роскоши, как «диваны», «столы», «стулья» и прочая гравитационная мебель. Потолок был усеян крючьями, с которых свисали излюбленные Кулагиным ноготки: пышные водопады малоприятно пахнущей зелени, утыканные цветами размером с мою голову.

Я прошел в комнату и остановился, зайдя за спинку дивана, чтобы хоть немного замаскировать двух мерзейших тварей, что таскались за мной повсюду. Поманив пальцем одного из кулагинских роботов, я получил от него грушу с выпивкой – хотелось расслабиться после действия ингалятора.

Я наблюдал. Вечеринка распалась на отдельные группы. Около входа – Кулагин со своими ближайшими сподвижниками, невозмутимыми агентами СБ и чиновниками-механистами, членами правлений банков Царицына Кластера. Неподалеку от них группа профессоров и преподавателей из университетского городка Космических метасистем обсуждала узкопрофессиональные вопросы с парой орбитальных инженеров. Под потолком шейперы-дизайнеры, зацепившись за крючья, толковали об изменчивости форм и приспособляемости. Прямо под ними возбужденная чем-то группа «цикад», простых обывателей Царицына Кластера, вращалась в воздухе, напоминая движение огромных колес старинного часового механизма.

В задней части комнаты, обращаясь к толпе слушателей, рассевшихся на стульях с тонкими ножками, ораторствовал Уэллспринг. Я осторожно перепрыгнул через диван и заскользил в ту сторону. Тут же раздалось громкое противное жужжание пропеллеров: псы последовали за мной.

Уэллспринг был самым моим близким другом в Царицыном Кластере. Именно он и склонил меня к дезертирству, когда занимался на Совете Колец закупками льда для проекта по созданию на Марсе плодородных почв. Псы никогда не беспокоили этого человека; его дружеские отношения с Маткой были общеизвестны. Уэллспринг был живой легендой Царицына Кластера.

В тот вечер он собирался на прием к Матке и был одет соответственно. На голове, слегка придавив взъерошенные темные волосы, сияла платиновая диадема. Свободная блуза из металлической парчи с разрезными рукавами, под ней – нижняя черная блуза, посверкивавшая мелкими блестками. Завершали этот наряд усыпанная драгоценностями юбка в стиле «Инвестор» и высокие, до колен, шнурованные сапоги, плотно облегавшие толстые икры. Неистово мечущаяся бахрома из украшенных драгоценными камнями витых шнуров то и дело приоткрывала массивные бедра Уэллспринга, отлично приспособленные к сильным гравитационным полям: королева-рептилия предпочитала большую силу тяжести. Он был влиятельным и могущественным человеком этот Уэллспринг; никто не знал его уязвимых мест. Если такие и имелись, они могли скрываться только в его прошлом.

Сейчас Уэллспринг вовсю философствовал. Его слушатели, математики и биологи, преподаватели и профессура из университета Космических метасистем Царицына Кластера, поспешно раздвинулись, освобождая место для меня и псов; по их лицам блуждали напряженные, кривые улыбки.

– Вы требуете от меня четких определений? – говорил Уэллспринг, сопровождая свои слова изысканными жестами. – Ну что ж. Под термином «мы» я подразумеваю не только вас, цикад. И даже не все так называемое человечество. В конце концов, ведь и шейперы конструируются на основе генов, запатентованных ре-шейперскими фирмами, не так ли? Строго говоря, вас всех смело можно отнести к категории промышленных артефактов!

Аудитория застонала. Уэллспринг удовлетворенно улыбнулся.

– Механисты, в свою очередь, – продолжал он, – постепенно избавляются от человеческой плоти, предпочитая кибернетические формы существования. Так? Отсюда следует, что мой термин «мы» может и должен быть соотнесен с любой гностической, познавательной метасистемой четвертого уровня сложности по Пригожину.

Профессор-шейпер сунул наконечник ингалятора в раскрашенную ноздрю, затянулся и сказал:

– Не могу с вами согласиться, Уэллспринг. Вся эта невозможная оккультная чепуха насчет уровней сложности уже привела к тому, что порядочная наука в ЦК стоит на краю гибели.