Степан Кирнос - Город бога [CИ]

Небесная гладь спешит объять себя в светло-оранжевые тона, которые постепенно сменяют голубые тона, возвещая о наступлении долгого вечера, и такая картина радует глаз своей величественностью, как целые небесные пространства меняют расцветку и дальше небосвод станет только алым, ужасающе красным, будто показывая человечеству его жестокость и бессердечие в бесконечном кровопролитии. Солнце начало приближаться к горизонту, еще несколько часов его и макушка скроется за земной поверхностью и небеса окрасятся в тёмные цвета холодной ночи. Воздух стал попрохладнее и легче, а ветер несёт ночной холодок, который уже сейчас бегло ласкает кожу эфирным прикосновением.

Данте чувствует, как его кожа на открытых участках холодеет, как ветряные потоки несут прохладу. Несмотря на то, что он всё ещё не вышел из Града и ему в нос бьются запахи тлеющих тел на пару с мусорной вонью, тут всё же дышится свободнее. Он опустил рукава чёрной рубашки, чтобы стало теплее, чтобы ветерок не морозил и опустил руку в карман тёмных брюк, вынув оттуда механические круглые часы на цепочке, и посмотрел время.

— Нет, Данте, ты точно психопат чёртов! — раздался бодрящий весёлый возглас. — Отказать иерархам, это конечно сильно!

Парень усмехнулся и тут же поправил маску на лице. Он убрал механизм времени обратно и окинул взглядом окрестности. Все те же пейзажи бедноты и фанатизма ему осточертели, и он уже их больше не хочет видеть, но покосившиеся домики, рьяных «мирян», проповедующих о святости Кумира, кривые улочки и кучи мусора, на пару с ордами голодных и бездомных никуда не уберёшь и поэтому ему приходится мириться с тем, что вокруг него. Рядом с ним, сапог в туфлю, идёт высокий мужчина, которого он встретил случайно, с пышным сотрясающимся при каждом шаге волосом и в пальто, от которого отрывается тонкая плёнка кожзаменителя.

— Да, Альфонс, всё так и было, — навеселе сказал Данте. — Они думали, что я буду служить им.

— Нет, с тобой явно нездоровится, раз ты так пинанул, отфутболил их. Это же надо быть таким дерзким, чтобы, мягко говоря, отшить предложение иерархов.

— Я просто не хотел быть их цепной собакой.

— Да-да, и в итоге стал псом для Кумира? — сыронизировал Альфонс. — Кстати, как тебе дядька? Нормальный или

— Да как сказать…

На пару мгновений Данте ушёл в воспоминания дня вчерашнего. Когда он пришёл домой, Яго и Юлий его обматерили по самое «не хочу», потому что когда коммандер направил камеру на Кумира они чуть не ослепли, а несколько сегментов аппарата съёмки сгорели, но всё же они снизошли и до похвалы. Когда парень включил генератор помех, и на секунду успел поднять голову, им удалось запечатлеть «Кумира». Обычный рослый человек в золотистых мешковатых одеждах и обвешанный мощными фонарями и светильниками, а лицо его покоилось под непроницаемой чёрной маской. «Обычный человек, решивший поиграть в бога» — хотел сказать Данте, но боясь быть положенным фанатиками прям здесь, сказал более сдержанно:

— Да так, вполне неплохой человек.

— «Да так», — возмущённо повторил Альфонс, — ты же, что б его, видел человека, который тут всем концертом заправляет! Ты же стоял рядом с идолом миллионов людей и всё, что твоя дырявая память может вывернуть, так это что он «неплохой человек»? Ты что издеваешься надо мной?

— Ну как стоял…

— Это не важно. И, чёрт бы тебя побрал, это всё, что ты можешь сказать? Ну давай, мальчик, скажи что-нибудь по истине о нём.

— Ох, лучше расскажи, что ты делал в верхнем квартале? — спросил Данте, желая перевести тему. — Повидал друга?

— Вот странный ты человек, Данте, очень странный. Ты сам пошёл в гладиаторы за славой и сейчас ходишь с тряпкой на морде, чтобы тебя не донимали, чураясь как чёрт ладана, этой самой славы. Ты сам пошёл на встречу с главным боссом, авторитетом всея Теократии и сейчас о нём говоришь, что он просто «хороший человек».

— Да, вот так вот, — пожал плечами Данте.

— Знаешь что! — не по серьёзному рассердился Альфонс. — Такая возможность тут не каждому дана, а ты ещё кобенишься.

— Так как ты время провёл в «верхнем квартале»? Лучше расскажи мне об этом, думаю, интереснее будет.

— Да что тут рассказывать. Пришёл к старому другу, вместе посидели, выпили, поели, обсудили политику, и он мне подогнал пропуск в тамошнюю сауну. Кстати, у меня остался где-то, — рука мужчины залезла в пальто и вытащила зажатый в двух пальцах кусочек бумаги, лоснящийся жёлтым блеском. — Вот бери, не пожалеешь.

— Да зачем он мне? — кинул удивлённый взгляд парень. — Я не любитель по саунам ходить.

— Так, ты мне тут из себя святошу не строй. Когда будем там наверху, я тебя отведу в самую отменную парную. О-о-о, там самый настоящий кайф и для души и тела. А какие там наверху пивные? Десятки сортов пенного прямо так и желают наполнить твою пинту. — Поток восторженных эмоций у мужчины медленно сменился на чреду лирических размышлений. — Знаешь, а ведь хорошо, не то, что тут. Там праздники и гулянки, там весело и нет горечи, которой тут хоть залейся. Вот ты хотел бы жить с «небожителями»?

— Не думаю, — уверенно отвечает Данте, — мне и тут хорошо.

Лицо Альфонса чуть изменилось, стало выражать то ли непонимание, то ли отторжение к Данте, но вот юрко ушёл от прежней темы, перейдя к другой.

— Кстати, а тот парнишка — твой браток? Ну, который был с тобой, когда вы пришли в Град?

— Да, это мой брат.

Двое парней вышли за пределы основного города, оказавшись на пустыре, который наполнился звуками бренчания двигателей и моторов. Тарахтение и рёв, гул техники и скрежет металла здесь неотъемлемая часть и Данте всё это слышит. Вокруг него десятки кусков металлолома, которые трудно назвать хорошим авто — они трясутся и ревут будто священник окропил беса святой водой. И каждый пытается тюнинговать машину — куски пластика на бампере, головы кукол на капоте и борта, вымазанные звериной кровью, якобы покрашенные. Список изуверств можно продолжать и коммандер продолжил бы в исступлении смотреть на всю ватагу машинного парада безумств, как услышал своё имя, произнесённое женским низким, но мягким голосом:

— Да-а-анте!

Глаза парня стали бегать, искать хозяина воззвание и быстро нашёл того, кто его окликнул. В метрах двадцати от него на самом краю стоянки машин стоит авто, такое же поржавевшее, но без уродливого тюнинга, а за рулём сидит его знакомая, которая машет ему рукой.

— Ну, давай прощаться, — протянул руку Данте. — Если всё будет хорошо, ещё увидимся.

— Вот Данте, ты чертяга, — с толикой ехидности заговорил Альфонс, пожимая руку, — ну ты заходи ко мне на рюмочку в придвоцовый квартал, и подругу свою приводи. — И прежде чем уйти, радостно обронил фразу. — Ты только по ретивей будь, они все любят стихи.