Степан Кирнос - Город бога [CИ]

Парень с девушкой вдвоём разгуливают по рынку, медленно проходя вглубь города, и картина торговых рядов, наполненных живым товаром, ещё раз тронуло сердце Сериль.

— Как же так можно? — качает головой девушка, не обращая внимания на рыночных зазывал. — Столько людей в рабстве… так и кипит кровь, у меня появляется желание прибить какого-нибудь работорговца.

— Откуда такая ненависть к ним? — поинтересовался Данте.

— У меня половина класса была продана в рабство. И даже Мориса, подруга, с которой я и от багрянников пряталась и за которую заступилась. В один момент она не пришла в школу, а мне, тогда как раз пятнадцать исполнялось. Потом, через полгода, я её встретила на рынке рабов в Альхесирасе, когда ездила с отцом за шёлком. Она числилась, как товар «для удовлетворения интимных потребностей». Понимаешь! Её продали за бесценок какому-нибудь извращенцу или больному шейху! — прикрикнула Сериль и её слова хоть и оскорбительны для ремесленников по торговле живым товарам или торговцам из Южного Халифата, но никто не обратил внимания, все втянулись в рыночную игру, с блеском золота в глазах, выторговывая лучшую цену.

Душа девушки не выдержала, и она позволила эмоции проявиться. Её рука потянулась к лицу, к светло-голубым глазам, утирая солёную влагу, блеснувшую на щёках. Данте, не зная как успокоить спутницу, чуть коснулся плеч Сериль и приобнял девушку, тихо приговаривая:

— Понимаю, всё в бедламе, но прошу тебя, успокойся.

— Прости, просто это… слишком тяжко. Я… я не должна была, — девушка резко шагнула вперёд, как бы выскальзывая из объятий парня, сбрасывая их, отчего сердце парня кольнула неловкость и чувство схожее на обиду.

— Всё в порядке, Сериль, я понимаю.

— А у тебя дома тоже такое было? — вопросила Сериль, отвлекаясь от подруги.

— Только изредка, Сериль. Больше всего рабами торговали на Корсике, но не так, как здесь. А откуда все они? Как тут можно стать рабом?

— Есть много путей попасть в рабство. Тех, кто остался без родителей или остался один и мама с папой на секунду отвернулись, выкрадывают и продают работорговцам. Если ты задолжал банку или ростовщику у тебя всё отбирают и тоже могут продавать в счёт погашения долгов. Бандиты и мародёры тоже могут не убить, а сдать знакомому воротиле рабами, — безотрадно ответила Сериль и с гневом добавила. — Когда же это всё кончится? — сокрушилась в бессильной злобе дама.

На что Данте тихо, почти шёпотом ответил:

— Скоро, совсем скоро для Теократии наступит закат в кровавых красках. Она себя уже похоронила.

Но вот идиллия нарушилась и истошный, полный надменности крик разорвал рыночное «спокойствие»:

— Ах ты, сука! Вот я нашёл тебя!

Из толпы вышел среднего роста паренёк, грязный как хавронья. В глаза Данте ударил блик от золотого ромба, вшитого в затёртую до дыр футболку, а шорты, с капюшоном и босоножками только довершают образ малахольного уличного бродяги. Лицо его перекошено в беспредельной злобе, тёмные мутные глаза пылают ненавистью, а руки так и дрожат.

— А, ты…

— Да детка, я тот самый, — перебил Сериль уличный прощелыга и запустил руку за поясницу, вытащив покарябанный исцарапанный нож, — сейчас мы всё решим. Ух я повеселюсь.

— Ты что, торчок, накидался дурью? — вмешался Данте, приложив ладонь к ляхе и зацепившись за ручку и аккуратно положив указательный палец на крючок. — Что же тебя так трясёт?

— А ты! Ты! Ты! Ты кто такой вообще тут! — сорвался на крик парень. — Ты вообще знаешь, кто я!?

— Данте, давай просто уйдём, — забеспокоилась Сериль, интуитивно обхватив руку парня.

Но всё поздно. Накурившись какого-то наркотика, и вконец обнаглев от безнаказанности, парень кинулся, размахивая клинком направо и лево. Девушка отскочила в сторону, а Данте успел увернуться и из кармана потянул руку и в его ладони мелькнул небольшой пистолет, выполненный под однозарядное оружие дикого запада. Из маленького дула сверкнул луч, озаривший рыночные ряды и с сухим треском энергия ударила в нижнюю часть живота противника. Спустя секунду его кожа на животе уже обугливается и тлеет, дымясь и «облагораживая» воздух запахом жареного мяса. Парень дико орёт и матерится, хватаясь за живот — его даже наркотик не уберёг от страшной боли. Данте подбежал и ударом носка поддел рукоять ножа, пришибив пальцы, и вот лезвие со звоном отлетает в сторону, а коммандер тем временем сжал пальцы на шкирке слуги Прихода и потащил его к наполненной коричневой ванне, что портит воздух смрадом рядом с одним из прилавков.

— С чем? — строго вопросил Данте.

— Так это… навозное удобрение из Испании, — ответил недоумевающий торговец.

Парень подхватил второй рукой парня за шорты и затащил в ванну тело, запихнув парня полностью, искупав его в «товаре» и когда босоножки миновали края и окунулись в тёмную бурду, Данте отошёл в сторону, оставив бултыхаться в вязкой массе уличного проходимца. Он не чувствует неловкости, что на него уставлены десятки изумлённых глаз. Люди в первый раз увидели как слугу всесильной организации, могущественной секты запихнули в ванну с не самой приятной жижей. Взгляды разные, от осуждения, до сдержанной радости, но никто не остался равнодушным к произошедшему. Но Данте всё равно на этих людей и их взгляды, он отошёл от ванны и приблизился к Сериль.

— Спасибо, — соскочило томно с уст девушки, — огромное спасибо.

— Не за что. Пойдём, заберём твой телефон.

Девушка и парень, идя сквозь изумлённую толпу, подошли к середине холма, на его возвышение, на котором раскинулся городок. Тут довольно пустынно — несколько скошенных белокирпичных построек, смотрящих на Данте печальным взором разбитых окон без рам и единственная маленькая площадь с обрушившимся фонтаном. Всё тут жутко и запустение, и нищие которых Данте обступает, и то, что от памятников прошедшей эпохи Аскасо — его прежних строений, не осталось ничего кроме пары пыльных снимков, выцветших от влияния времени. Что тут было знает лишь одна история, к которой никто и никогда не прислушивается.

Двое, словно тени у стен, миновали короткие искривлённые улочки и оказались у потемневшей пластиковой двери, ведущей в подвальное помещение, зажатой меж двумя другими зданиями. Сериль аккуратно толкнула пластик, и перед ними открылся путь вниз, устланный бетонными обломанными ступенями.

«И вот в этой норе он живёт?» — было хотел спросить Данте, но не стал, молча последовав за девушкой. Спустя момент они оказались в сухом, но тускло освещённом помещении, которое поливается светом только из пары ламп, угрожающе нависающих с потолка. Всюду Данте видит серые стены, чувствуя, что оказался в бункере или тюрьме, а из трещин и щелей он так ощущает, как тянут сквозняк. Где-то по углам расставлены коробки и тумбочки, а на них валяется пара каких-то деталей. В конце небольшой комнатки тарахтит старенький компьютер на столе и Валерон слышит, как скрипит и барахлит его вентилятор, ловит ухом гул монитора. А где-то у стен так же расставлены диван да пара кресел, от которых несёт нофталином.