Екатерина Белецкая - 3. Дар

Вылечился, мать твою. Конечно, не совсем еще вылечился, а если уж быть честным, ни хрена пока что не вылечился, но как же хорошо было!.. А если бы еще сознания не терять периодически, было бы еще лучше… может быть, в следующий раз…

Какой, к чертям собачьим, следующий раз!!! Если он и будет, то очень не скоро, и вообще, ты сам-то что решил? Что это нельзя, что это плохо, что это неправильно, и что это опасно для Берты, Фэба, Кира… нет, нет, нет, нет! Бежать надо, бежать, а не думать — ни про следующий раз, ни про это тепло, ни про то, как… о, черт… но как про это не думать, когда не получается?!

Он отхлебнул чай — слишком горячий, слишком сладкий. Дотянулся до банки с отстоявшейся водой, поспешно долил в чашку. Мелькнула мысль — хорошо бы найти такое место, где высокие риски, и где можно будет разобраться со всем сразу, наверняка.

«Да, да, да, — подначил внутренний голос. — Как Скрипач тогда на «Сарепте» разобрался, подставившись под пули. Что ты сам ему говорил, забыл уже? Повторяешься, дружок, повторяешься. Не смотря на то, что всё кардинально за эти годы изменилось, ты всё равно умудряешься повторяться. Нелепо и глупо. И умирать ты не хочешь, опять же, не ври себе. Не хочешь — хотя бы потому, что ты наконец-то нашел себе дело по душе, по-настоящему по душе, и оно тебя стало греть, это дело. И рыжего — тоже. Не смотря ни на что: ни на трудности, ни на тяжесть этой работы, ни на несправедливости, которые порой там происходят, ни даже на идиотизм, типа тех заявлений в суд, на которые вы неоднократно налетали, работая на Земле-n. Работа — нравится. Помнишь, как на самом деле не нравилось бегать агентом? То есть нравилось, но до определенного предела. До предела, за которым начинались игры с собственной совестью. А теперь ты избавлен от этих игр, заметь. И совесть твоя чиста… ну, почти. Скажем так, за исключением Агата и тех восемнадцати жизней, которые ты забрал в портале, даже не думая о том, что забираешь. И ты не хочешь умирать. То, что было на «Сарепте», в Черном море — оно в далеком прошлом. А теперь ты — другой. Ты совсем другой. Может быть, даже более настоящий».

«А как же Ри? — ответил Ит вопросом своему же внутреннему голосу. — Если… если всё получится, если он вернется… вернется и скажет то, о чем мы говорили на «Альтее»? Что тогда?»

«Вы не говорили на «Альтее» о смерти, — возразил внутренний голос. — Вы говорили о бегстве. О предполагаемом бегстве, если быть совсем уж точным. Но Ри, равно как и ты сам, не хотел умирать. Он боялся, и он совсем не хотел умирать. А когда он вернется — ведь ты знаешь, что он обязательно вернется — совсем не факт, что он будет думать так же, как прежде. Может быть, он поймет… что вы оба тогда ошиблись».

«Ошиблись?.. Не знаю. Я хочу, чтобы все были живы, — и вокруг, и внутри, образовалась вдруг абсолютная черная пустота. — Я просто хочу, чтобы все они были живы. Я не хочу подвергать никого опасности. И я не знаю, что мне делать. Я понимаю, что нужно бежать, но… я не хочу никуда бежать! Меня словно на части разрывает… эй, не молчи! Ну скажи хоть что-нибудь, ну помоги же мне!..»

Внутренний голос ничего не ответил — звенящая тишина пустой квартиры, далекие шумы с улицы. Сердце снова закололо, но не сильно, просто устало. Еще один глоток чая — надо же, совсем остыл. Сколько же я тут сидел и думал, и где Скрипач? Впрочем, какая разница. Придет. Куда он денется…

***

Скрипач пришел через час — оказывается, он ходил в институт, к Томанову, и в милицию, отмечаться. За Ита он тоже отметился, и предупредил, что в следующем месяце придет отмечаться жена, потому что их в городе не будет. Рассказал, что в «Поля» их возьмут, и что выезжать туда нужно будет вечером в воскресение, чтобы в понедельник уже оформили. Ит выслушал его без особенного энтузиазма, затем спросил:

— На счет работы ты не узнавал?

— Опять за старое? — Скрипач рассердился. — Куда тебе работать? И вообще. Могу тебя ввести в курс дела, чтобы ты больше не трепал посторонним людям нервы.

— Ты о чем? — не понял Ит.

— У нас с тобой действующий контракт, поэтому все твои запросы никто не читает, — ухмыльнулся Скрипач. — Пока Илья не даст «добро», можешь не стараться.

— Врешь, — тут же ответил Ит. — Мне раз десять отвечали, что кандидатура рассматривается.

— Ну, правильно. Потом запрос шел к Илье, и…

— И ты снова врешь, — парировал Ит. — Не к Илье. К Томанову.

— А хрен разница? Томанов давал наше досье, а там написано что? Что мы сотрудники госпиталя номер какой? Вооот. И не морочь голову.

— Ладно, — сдался Ит. — На месяц даю согласие не морочить.

— Вот и славно, — одобрил Скрипач. — Ну… как вы тут… эээ…

— Так себе, — слукавил Ит. — Нет, то есть… то есть нормально, но… меня на подобное не хватает. Даже с учетом того, что Фэб, кажется, дышал через раз, и шевелиться боялся. Так что из меня сейчас гермо, как из дерьма пуля. Фэба, конечно, жалко.

— Ты хоть спал? — Скрипач в минуту утратил всё ехидство и браваду — теперь он смотрел на Ита с нескрываемым сочувствием.

— Спал, разумеется. Собственно, мы всю ночь спали. И большую часть вечера. И сегодня надо пораньше лечь. И… рыжий, прости, что я в Кира табуреткой. И тебя матюками…

— Так уж и быть, прощу, — проворчал Скрипач. — Только давай ты больше так не надо. Давай ты хотя бы мне верить будешь. Хоть иногда.

— Ладно, — покорно согласился Ит.

— Ну и хорошо. А теперь давай быстро перекусим, и пойдем, пройдемся, воздухом подышим.

— Боюсь, что далеко я не уйду, — покачал головой Ит.

— А далеко и не нужно. У реки посидим, на кораблики посмотрим. Ит, тебе нельзя не выходить, ты зеленый весь. И двигаться надо, и на воздухе почаще бывать. Совсем я тебя запустил с этим институтом, будь он неладен. Ладно, в госпитале лучше будет. Там хоть воздух свежий…

***

Неделя прошла относительно спокойно, хотя Ит чувствовал — что-то после этого проклятого приступа изменилось. В них, не в нём. Фэб после того вечера держал себя в руках, и старался быть максимально корректным. Может быть, чувствовал себя виноватым.

Но вот Берта…

Уже к среде Ит ощутил, что приближается буря. Позднее он думал, что Берта, наверное, поняла, что у них произошло. Поняла — и обиделась. Он несколько раз пытался мысленно поставить себя на её место, и осознал, что для обиды у Берты есть все основания. Что если даже Фэбу впоследствии ему удастся доказать свою правоту, то ей — нет. По крайней мере, в ближайшее время — точно нет.

И он не ошибся.

В пятницу действительно грянула буря.

Берта пришла одна: по её словам выходило, что Кир с Фэбом снова зависли до вечера в институте, а Скрипач поехал в «Поля», оформлять первую порцию документов и смотреть, где им двоим предстоит жить во время реабилитации и лечения. Принесенную еду она оставила на подоконнике в кухне, даже не вынимая из пакета, и вернулась в комнату — Ит понял, что ей хочется поговорить. Все эти дни она сдерживалась, но сейчас не выдержала. И увильнуть от разговора не получится.