Екатерина Белецкая - 3. Дар

— Ну, я тебе как бывший агент могу сказать, что влезть можно везде, что там этот доступ, — рассмеялся Скрипач.

— Согласен, — тут же кивнул Волк. — Но вы же не собираетесь выдавать никаких государственных тайн, так?

— Не собираемся, — подтвердил Ит. — Государственные тайны и почта — это было бы слишком.

— А для того, чтобы своим написать… ну, в общем, вы поняли. Есть вполне реальный шанс, что ваши письма не будут лапать чужие руки.

— Звучит неплохо. Попробуем. Волчара, еще вопрос. Мы тут поговорили, и теперь думаем, как бы фруктов в Москву отправить. Почтой точно не получится, верно? Может, есть какой-то способ? — Ит с надеждой посмотрел на Волка. — Понимаешь, Берта же…

— Понимаю. Вообще, есть такой способ. Но для этого нужно в Ялту. Вот чего, — он решительно хлопнул ладонью по столу. — Через два дня выдам вам аванс, а потом смотаемся в город и наладим канал поставки. Только купите заранее ящики деревянные, ну эти, с ручкой, и газет запасите.

— А газеты для чего?

— Фрукты завернуть, чтобы по дороге не помялись, — объяснил Волк. — Непонятливый ты какой, рыжий.

— Он после тюрьмы и того, что со мной было, понятливостью не блещет, — заметил Ит. — Я тем более. Так что ты с нами как-то это… мы со второго раза понимаем. С первого не очень.

— Да уж вижу, — вздохнул Волк. — Не хотел про это говорить, но… ребята, знаете, я вас сильнее зауважал, чем раньше. Это кем надо быть, чтобы такое выдержать.

***

На второй неделе житья в «Ксении» поехали в Ялту вместе с Волком. Тому нужно было забрать какую-то посылку, а Иту и Скрипачу он велел взять с собой закупленные фрукты, чтобы передать их в Москву со знакомым водителем. Это известие обрадовало обоих, и они полночи сидели, заворачивали в старые газеты каждую грушу и каждый персик, чтобы ничего не побилось и не испортилось. Результатом ночных трудов стали два объемистых деревянных «чемодана», которые для надежности обмотали сверху крафт-бумагой и перевязали бечевкой.

— Прекрасно всё доедет, — уверял Волк. — Много кто так отправлял.

— Больше всего боюсь, что подавятся груши, — справедливо заметил Скрипач. — Мы вроде бы зеленые брали, потверже, но всё равно.

— Говорю тебе, нормально всё будет, — махнул рукой Волк.

Сейчас они стояли на городской площади, ждали, когда подойдет автобус — всё тот же старый ЛИАЗ. Было ранее утро, но на пляж уже тянулись потихоньку первые отдыхающие. У «ранних пташек» был реальный шанс занять выгодные местечки: под невысокой стенкой пляжа, в теньке, поближе к благам цивилизации, а именно к лотку с мороженым и пивом, душевой, и раздевалкам.

Рынок еще не открылся, но и там, за закрытыми воротами, уже начиналось утреннее движение. Кто-то выставлял товар, дворник проходил с метлой по рядам, сметая вчерашний сор, подъезжали местные с тележками, подходили первые покупатели.

Утренняя площадь пока что была пустынна, но Ит и Скрипач знали: пройдет всего полчаса, и народу тут будет хоть отбавляй. Приедут передвижные бочки с молодым вином и с квасом, придут торговки с дымящимися кастрюлями вареной кукурузы, чуть позднее подтянутся молдаване со своим извечным бизнесом — ядовито-красными и лимонно-желтыми леденцами на палочках; потом, часам к девяти, поставят палатку с сахарной ватой и откроется ларек с мороженым, у которого всегда змеится очередь.

— Ит, ау, спишь что ли до сих пор? — позвал Волк.

— Чего? Да нет, не сплю, задумался просто.

— Я говорю, завтра тесты пройдешь, после больных, — приказал Волк. — Дополнительные. У тебя дыхательный объем слева снижен, мне Илья твой звонил, просил проследить за этим делом.

— Илья? — немного удивился Ит.

— Ну да. Да ладно, не парься, чего ты напрягся-то? — хмыкнул Волк. — Сам же знаешь.

— Знаю, — помрачнел Ит.

— Ну вот и знай. Так, чего я хотел-то… — Волк задумался. — Курс я вам засчитаю, пожалуй, и завтра уже по общему плану работаете, не ассистентами. Рыжий, я тебя прошу, повежливее будь.

— Да я вроде бы…

— Ты не «вроде бы», — приказал Волк. — Твои эти шутки юмора не всем доступны, понятно?

— Так я повеселить, собственно…

— Ты повеселишь. Ты так повеселишь, что мне потом жалобы будут на тебя строчить пачками. Ты что, в этом вашем «Вереске» тоже кого-то веселил?

— Ну ты скажешь, — Скрипач покрутил пальцем у виска. — «Вереск» — это была мясорубка. То, что к нам приезжало, или что мы сами привозили, веселить было несколько не с руки. Особенно когда к нам попадали «лады».

Он осекся. Ит повернулся к нему и глянул настолько выразительно, что Скрипач опустил глаза.

— Вот даже как… — протянул Волк. — Хотел бы я знать, что это был за заброс.

— Мы бы тоже очень хотели, чтобы ты это знал, — вдруг решился Ит. — Но сейчас лучше не надо. Может быть, зимой. Волк, не спрашивай. Если мы ответим, то я сильно подозреваю, что и тебя, и нас…

— У тебя пометка в деле, ST, так что вас — это вряд ли. А меня запросто, — Волк помрачнел. — Ладно. Проехали пока что. Чего вы на рынке тогда смотрели-то?

— Да шмотками там торгуют, турецкими, — оживился Скрипач. — Контрабанда, конечно. В общем, там костюм один нам глянулся… и сумка. Для Бертика.

— Дорого?

— Не очень. За двадцатку договорились, за всё, — Ит вздохнул. — Жалко, что в этот раз не получится передать.

— В следующей посылке передадите тогда.

— Ей ходить не в чем, одно старье, которое чуть ли ни с помойки, — Ит отвернулся. — Знаешь, Волчара, она более чем достойна этого несчастного костюма. А я себя чувствую последней скотиной из-за того, что у нас не нашлось вчера этой проклятой двадцатки. Она… Волк, она сидела почти год в тюрьме, и из этого года три месяца — в одиночке с повышенной защитой, из такой камеры даже мы бы с рыжим не сбежали ни за что. Потом она полгода металась между мной и раздолбанной в хлам квартирой… и терпела всё, что я творил, когда у меня срывало крышу. До этого она просидела практически в изоляции почти три года, пока мы пахали в «Вереске», и всё это время она нас ждала. А сейчас она готовится стать мамой, она носит нашего ребенка, а я… черт, Волк, она — святая, — Скрипач кивал в такт его словам, — она — святая, а у нас нет двадцати рублей. Понимаешь?

— Понимаю, что у вас нет не только двадцати рублей, но еще и мозгов, — проворчал Волк. — Сказать нельзя было? Чего вы как лохи, мужики? Стыдно, что ли? А сколько я у вас в однушке жил, забыли? Долг платежом, как говорится. Будет вам завтра двадцатка. И не спорь, Ит, ты и так уже наговорил достаточно.

— Я не спорю, — покачал головой Ит. — Мне просто действительно очень стыдно.

— И мне, — поддержал Скрипач.

— О, автобус, — Волк поднял голову. — Давайте, стыдоба, берите ящики, и пошли. Неохота до Ялты стоя ехать, надо места занять.