Анна Субботина - На пороге зимы

Такко представлял Лиам грязной и пропахшей рыбой деревенькой. Оказалось — настоящий город, дворов на сотню. На улицах легко разъезжались телеги, дома тянулись вверх на три, а иные и на четыре яруса. Всё здесь будто строилось для великанов, широко и основательно. А потом Такко увидел в просвете между домами море. Серо-свинцовое, оно плескалось между гранитными склонами в обманчивом покое, но дальше, за каменными островками, на волнах вскипали белые буруны. С родных Аранских гор тоже было видно море, видел его Такко и потом, но не такое — тёмное, усеянное островами, изрезанное каменными мысами. Понятно, отчего в Лиаме строились свободно — не может быть другим город, откуда открывается безбрежный простор!

Дугальд Лиамский, военачальник, которого Такко помнил по зимним битвам, встретил гостей со всей мощью северного гостеприимства. Если и удивился визиту маркграфа, вида не показал. Знатный гость да в праздник — верный знак, что год будет богат! Пришлось заходить в какие-то дома — на удачу, обмениваться подарками, которым Такко быстро потерял счёт, и пить то эль, то местное вино, то снова эль. Кружкам Такко потерял счёт даже раньше, чем подаркам.

Праздничные столы стояли прямо на главной улице, и то и дело кто-то скрывался в доме, чтобы вернуться с полным блюдом или бочонком. Сразу видно, здесь войны не было: эль тёк рекой, пахло свежими лепёшками.

— Пока мы тут пьём, парни сторожат берег, — говорил Дугальд, багровый от выпивки. — Мышь не проскочит, малёк не проплывёт. Мы тут походили малость по протокам и смекнули, где искать нашу лису.

— Мы тоже провели разведку и ограничили область поиска, — кивнул Оллард и почти обречённо покосился на заново наполненную кружку. — Должен заметить, Бор-Линге расположена исключительно выгодно. Напади с моря — жители сбегут в горы. Напади с суши — уйдут морем.

— С моря прикроем! Не уйдёт, скотина! — беспечно пообещал лиамец и понизил голос. — Жаль только, парни у нас все с луками. Бьют метко да недалеко. А арбалеты нам не положены — по переписи-то мы идём как рыбаки, не воины…

— Вы получите арбалеты, Дугальд. Не много, но получите. Только поддержите нас с моря. Надеюсь, у вас хватит ума не хвастаться арбалетами перед имперскими счетоводами?

— Не сомневайтесь. Значит, как Светлый Перелом отгуляем, так и начнём охоту. — Лиамец стукнул кружкой о кружку Олларда, осушил, но Такко видел — взгляд у него совсем трезвый.

Пожалуй, этот разговор был последним, что Такко запомнил внятно. Они пили за здоровье баронессы и гибель Шейна, вспоминали зиму, клялись в дружбе. Солнце висело в небе, как прибитое, время, казалось, замерло. Потом откуда-то взялся забор, к которому прижималась спиной светловолосая девчонка; грудью же она прижималась к Такко, и он пытался объяснить, что надо бы переместиться в более укромное место. Но вместо девчонки вдруг появился такой же светловолосый парень на голову выше, и Такко пожалел, что столько пил, но драки не случилось — парень глянул на маркграфский медальон с гербом и только плюнул в пыль.

Затем Такко обнаружил себя в какой-то комнате, вроде как гостевой спальне, с неизменной кружкой эля — казалось, за день она приросла к руке. На столе стояло блюдо с копчёным и жареным, а напротив сидел Оллард в расстёгнутом дублете и почти сочувственно кивал, подперев щёку ладонью.

— Я подарил ей платок, и она пошла со мной к мосту, — рассказывал Такко, слушая себя будто со стороны. — Кто ж знал, что она замуж хочет?.. Мне и в голову не пришло! Я потом пришёл к ней… с ожерельем… но было поздно.

— Зачем пришёл?

— Ну я же её обманул… то есть не обманул, но как-то неловко вышло. Она добрая, милая такая, мне было с ней хорошо…

— Ну и дурак. Глупо жениться из жалости. Хуже — только по любви.

— Почему?

— Потому что глупо. Не связывайся с женщиной, которой захочешь открыть своё сердце! Оглянуться не успеешь, как будешь плясать под её дудку. Жениться стоит ради достойных целей: продолжение рода, иной общий долг. Остальное — вздор и ерунда!

Такко откинул голову и уставился в потолок. Пятна сучков на брёвнах расплывались и дрожали. Это сколько же он выпил, чтобы делиться любовными переживаниями с Оллардом? И сколько выпил Оллард, чтобы выслушивать да ещё наставлять? Те, кто отправил гостей поспать, позаботились, чтобы они не скучали — бочонок со сбитой крышкой стоял под рукой, черпай сколько хочешь. Эля в нём было до половины, и что-то подсказывало Такко, что принесли бочонок полным.

— Я любил жену, — продолжал Оллард, запинаясь лишь самую малость. — Но полюбил её уже в браке. Женился же, как полагается, по расчёту. Я любил её как хозяйку моего дома… как мать моего ребёнка…

Он резко замолчал и уставился на залитый элем стол.

Такко прикрыл глаза. В ушах шумело, пол под ногами качался. Свалиться бы под этот старый добротный стол и проспать… тьма его знает, до утра или до вечера. Нет, ну надо же умудриться — напиться с Оллардом! И не расскажешь никому!

Шум в ушах постепенно стих. Такко осушил кувшин с водой до половины, остаток вылил на голову и сразу почувствовал себя лучше. В компаниях он часто напивался первым, но так же быстро и трезвел. Оллард, казалось, дремал, опустив голову на руки. Чёрный бархат пропитался элем и жиром. Такко тронул маркграфа за плечо.

— Я ошибся, — неожиданно ясно выговорил Оллард, подняв голову. — В расчёты вкралась неточность. Малвайн не подарила мне наследника. А барон не подарил наследника Элеоноре. Вот поворот, а?

— Ложитесь, — Такко пропустил его слова мимо ушей. — Постель вроде чистая. Нам ещё солеварни смотреть после обеда, то есть тьма знает, когда. Надо выспаться.

Довёл маркграфа до кровати, помог выпутаться из дублета и стащить сапоги — точь-в-точь как десятки раз укладывал Верена, а Верен — его. Кто бы сказал, что придётся так же укладывать маркграфа — не поверил бы! Комната ещё немного качалась, но спать Такко уже не хотел. В Эслинге отоспится, а здесь слишком много занятного.

Он рванул законопаченную с зимы раму, впустил свежий воздух. Неугомонное солнце катилось по небу, сделав полный оборот. Хотелось пить. Такко встряхнулся, стянул пропотевшую и перепачканную рубаху — надо спуститься в кухню и наполнить кувшин, не годится идти поросёнком — но снова замер, глядя на море.

Свинцовая гладь отражала солнечные лучи, и смотреть на это можно было бесконечно. Остаться бы здесь лет на пять! Смотреть, как у берегов серебрится лёд, как полыхает небо, как весной возвращаются птицы. Облазать здесь каждую гору и пещеру, ходить на ладьях, узнать, велико ли Ледяное море…

Зимой некогда было думать о будущем, и сейчас Такко впервые задался вопросом: куда податься, когда Шейна поймают? Оллард получит помилование и, ясное дело, вернётся домой. А Верен — останется или вернётся?.. И если вернётся, то куда?