Анна Субботина - На пороге зимы

— Ты вымахал на две ладони за этот год. Сам не заметил?

Стемнело. Небо было ясное, под звёздами пробегали зелёные всполохи — знак приближающейся зимы. Они померкли, когда в небо взвились огненные стрелы. Ветошь пропитали горючей смесью едва-едва, чтобы огни погасли в воздухе — только пожара не хватало!

Небо перечёркивала одна золотая линия за другой. Каждую встречали радостным рёвом. Летели искры, пахло серой, над головами клубился пар. Вот так! Разорвать тьму огнём. Превратить день Поминовения в праздник. Весь год в Эслинге только и делали, что оплакивали ушедших. Сегодня будет не так.

Такко опустил лук. Завтра они подмешают в горючую смесь медную пыль, соду и ещё кое-какие порошки, и огни будут цветные.

Со стены коротко протрубил рог — не боевая тревога, но призыв быть настороже. Любопытная толпа хлынула в ворота. Такко взлетел на стену — неужели не углядели, уронили огонь на пустошь? Нет — но над укреплениями поднималось зарево. А следом по пустоши разнёсся ещё один звук рога — уже звавший к бою.

— Поди, лампу кто-то не загасил, прежде чем спать ложиться, — нерешительно предположили в толпе.

— Или Шейновых выродков не добили, — угрюмо возразил другой. — Самое время напасть, когда все на празднике!

— Там подпалить ни ума, ни людей не надо, — буркнул третий. — Стрелу на сеновал и занялось…

Из ворот вылетели на неосёдланных лошадях Верен с Ардериком, за ними побежали люди Кайлена. Потянулись к оружейной стражники. Очередной праздник грозил превратиться в сражение — теперь уже точно в последний раз.

В восточную башню шум праздника проникал едва-едва. Уютно светила лампа, потрескивали дрова в камине, у которого сидели двое. Один держал в холёных руках узкую полосу пергамента, второй — песочные часы. На юге их почти вытеснили механические, но на Севере время по-прежнему измеряли песком.

— Переговоры со столицей заняли больше времени, чем я думал, — говорил Ривелен. — Но сегодня я получил последние распоряжения.

— Надо думать, новости дурные, раз вы не поделились сразу. — Оллард поднёс часы ближе к лампе, чтобы полюбоваться изящной оправой. — Барону не дали титул?

— Дали. В этом я не сомневался. Но вам в помиловании отказано.

Ривелен положил записку на столик между ними. Оллард прочёл, не касаясь, и снова отвернулся к камину.

— Я надеялся на другой исход, — проговорил Ривелен. — Вы провели блестящую политику, показали себя превосходным стратегом…

— Полагаю, решающим доводом оказался приток в казну доходов от мастерских?

— Вас боятся. Вот решающий довод. Мне приказано доставить вас в столицу для окончательного разбирательства. Вам припомнят всё: злоупотребили властью, самовольно казнив изменника, допустили военные потери, втёрлись в доверие к Элеоноре, вынудив заступиться за вас… Полная чушь, конечно. Мне удалось договориться об одном: если вы умрёте в тюрьме или по дороге, будете полностью оправданы.

— Какая немыслимая щедрость… — проговорил Оллард, глядя сквозь стекло часов на огонь. — Что ж, мы вернулись к тому, с чего начали. Яд или кинжал? Или я могу выбрать?

Ривелен выхватил часы, в которых осталось совсем мало песка, перевернул и поставил на стол между ними, придавив приказ.

— Я не для того спас вас от плахи, чтобы вернуть туда. Вы не заслужили такого исхода. Послушайте: вы умрёте, но лишь на бумаге. Для всех, кроме меня и пары доверенных лиц.

— Как вы себе это представляете?

— Легко. Здесь мало кто знает вас в лицо, даже прислуга боится поднять глаза и узнаёт вас по гербу и одежде. Зимой Север и вовсе отрезан от мира. Даже если пойдут слухи, на юг они доберутся нескоро. Вы останетесь здесь. Какое-то время придётся пожить отшельником, но когда вас это пугало? Отсидитесь хоть в этом, как его, Бор-Линге, вам подойдёт. Вас быстро подзабудут, к тому же будут считать погибшим, вы вернётесь в замок под другим именем… Эти подробности мы ещё обсудим. Оллард, вы так на меня смотрите, будто сами не скрывали смерть жены! Шесть лет водили за нос прислугу и даже родную дочь! Поверьте, выдать живого за мертвеца ещё проще.

— Зачем вам этот обман? Я не собираюсь предавать доверие императора, пусть бы он сотню раз предал моё.

— Вот! Я говорил это в темнице и повторю снова: вы — человек старой закалки и благороднейшей крови, для которого честь и верность — не пустой звук. Такие люди — истинная опора короны. Сверх того вы умны, наблюдательны и хладнокровны, а ещё жадны до новых знаний и умеете убеждать. А теперь ответьте мне: обладают ли нынешние правители Севера этими качествами? Я ни на миг не верю в мирный союз Элеоноры и барона. Стоит мне уехать, и здесь снова начнётся грызня, уже не между братьями, а между мужем и женой. Дурная идея, учитывая, что на стороне Элеоноры войска, а в руках барона — всё хозяйство и доверие народа. Буду откровенен: я забочусь не только о вас, но об Элеоноре. Она станет хорошей правительницей, но сейчас ей нужен советчик, а мне — человек, которому я могу доверять, как себе.

— Иными словами, вы предлагаете мне отказаться от своего имени, отдать казне родовые земли, стать изгнанником — ради того, чтобы вам проще было контролировать Север?

Ривелен усмехнулся:

— Есть кое-что ещё. Вы будете полностью оправданы и восстановлены в правах — посмертно, но сейчас это неважно. Ваши земли отойдут императору на правах доверительного управления и окончательно уйдут в казну лишь через двадцать лет. Вы знаете, это время даётся, чтобы возможные наследники успели заявить о себе до совершеннолетия. Это хороший срок, чтобы убедить императора в ваших заслугах и подготовить к вашему возвращению.

— Он не пойдёт на это.

— Как знать. Правители меняют своё мнение… а иногда и сами меняются. Если что, умереть вы всегда успеете.

За окнами заорали особенно громко, а на стены легли тёплые блики — в небо запустили огни. Ривелен перегнулся через стол, опёрся локтём и придавил ладонью часы — будто в его власти было замедлить бег песчинок.

— Я даю вам шанс очистить имя и сохранить род. Чтобы в Эсхенском замке снова хозяйничали ваши потомки. Берегли башню, обновляли портреты, клали цветы на гробницу вашей дочери. Вы много потеряете — но сделаете это. Потому что готовы на всё ради рода.

— Полагаете, никто не догадается и не донесёт императору? Например, барон?

— Может и донесёт. Только все доносы передают мне. А ещё барону в ближайшее время будет не до того, или я совсем не знаю Элеонору. Кстати, с ней я уже говорил. Она на вашей стороне.

— Вот оно что.

— Не смотрите на меня так. Я прекрасно понимаю двусмысленность вашего положения. Ваше дело, воспользоваться им или нет. Скажу лишь, что Элеонора весьма расположена к вам. Надо ли говорить, какие возможности это открывает?