Анна Субботина - На пороге зимы

— Не будет, — выговорила Элеонора заледеневшими губами. Оставалась ещё одна надежда — знамя на башне. — Он пришёл за твоей головой. Ты не помог воинам Его величества, и теперь твоих врагов некому остановить.

— Ты устала и замёрзла, Эйлин. Я скажу служанкам, чтобы приготовили тебе горячую купель… А с Шейном я поговорю, как только представится случай.

Элеонора молча всматривалась в густой сумрак и наконец увидела то, чего ждала. Камнемёты продолжали двигаться по пустоши. Два въехали в ворота разорённых укреплений, а ещё два — направились к замку. Элеонора вглядывалась в неясные очертания до боли в глазах: нет, ошибки быть не могло.

И ещё одно привлекло её внимание и заставило сердце забиться радостно и тревожно. Задние двери конюшни распахнулись, и оттуда лавиной ринулись лошади. Они разбежались по двору, началась суматоха. Вместе с ними выскользнул небольшой отряд и на полном скаку направился к замку. Засвистели стрелы, двое или трое бессильно повисли в сёдлах, но остальные оказались уже вне досягаемости стрелков.

В погоню за беглецами бросились человек двадцать. Но арбалеты быстро отогнали их на безопасное расстояние. Маленький отряд сгрудился около ворот. Северяне держались поодаль, примериваясь, как лучше добить упрямых противников. Шейн горячил уставшего коня и вертел в руках подобранный с земли арбалет.

— Велите открыть ворота, — резко бросила Элеонора начальнику стражи. — Быстрее!

Тот с извиняющимся лицом кивнул на барона. Эслинг же отвернулся с каменным лицом.

— А ведь ты расстроен, что Шейн уцелел, — негромко проговорила Элеонора, подойдя вплотную. — На словах ты верен брату, но в сердце у тебя чёрная зависть. Ведь это его чествуют люди, пока ты отсиживаешься за каменными стенами. Ведь это его похвалит отец, когда он вернётся, покрытый славой…

— Пошла прочь, — бросил Эслинг сквозь зубы. Поставил ногу на неприметную ступень, подтянулся и решительно высунулся из-за зубца: — Шейн! Брат мой!

Ответом ему была стрела, с визгом ударившая в камень зубца. Эслинг уставился на царапину, словно не веря глазам. Шейн внизу оставил попытки разобраться с имперским оружием и снова натягивал лук.

— Спускайся, брат! — заорал он. — Спускайся и проверим, кто из нас достоин править Севером!

Эслинг обвёл глазами разорённые укрепления, камнемёты, которые медленно ползли к замку… Стрела снова выбила искры из камня рядом с ним.

— Уведите оттуда барона, — велела Элеонора стражникам. — Братья поговорили достаточно.

Эслинга под руки спустили со стены.

— Я не хотел войны, — тихо выговорил он. — Видят боги, не хотел. Шейн…

— Война не спрашивает позволения войти, — холодно проронила Элеонора. — Ты лгал и изворачивался до последнего. Ты предал всех, кому клялся в верности в тронном зале императорского дворца. Теперь тебя некому защитить. Кроме героев, которые готовятся встретить смерть у твоих ворот. Ты слышишь, Тенрик? Они пришли умереть — за тебя и твои земли. Открыть ворота?

Эслинг растерянно кивнул, не сводя глаз с царапины на зубце. Начальник стражи махнул рукой стоявшим на воротах, и Элеонора мигом подобрала юбки и кинулась по лестнице вниз.

Когда стало ясно, что ворота замка заперты, а на месте лагеря вспыхнул костёр, Верен некстати вспомнил, как похожий костёр разжигали дома на Середину лета. Той ночью он ходил на деревенское кладбище, чтобы доказать, что уже взрослый, и отсвет костра служил ему маяком. На миг мелькнуло сожаление, что упокоится он не под родными дубами и липами, а в чужой и холодной земле. В следующий миг засов лязгнул, и тяжёлые створы толкнулись в крупы лошадей.

Отряд въехал во двор, пятная кровью каменные плиты. Полтора месяца назад этот двор встречал прославленную сотню; сегодня он приютил лишь четверть от неё.

Ардерик тяжело спешился и не сразу отпустил седло. Будто хотел уткнуться в него лицом. Наконец бросил поводья конюху, хлопнул лошадь по крупу и повернулся туда, где уже стояла Элеонора. Встретился с ней взглядом и хотел что-то сказать, но за её спиной вырос барон. На миг показалось, что Ардерик сейчас преклонит перед ним колено… но сотник только вздёрнул подбородок и положил руку на эфес меча.

— Я поклялся не переступать порог этого замка, — проговорил он. — Но теперь у нас как будто общий враг.

Эслинг чуть наклонил голову и повернулся к отряду спиной. Ардерик пошатнулся, его подхватил Верен. Элеонора махнула рукой, и слуги увлекли воинов в замок.

В закрытые ворота со стуком ударили стрелы. Коротко и зло, как плевок.

Утро после битвы выдалось тёмным, как бочка со смолой. Когда Верен проснулся, вокруг царил непроглядный мрак. Было непривычно тихо. Плечо и колено неудобно упирались в дощатые стенки, будто он лежал в узком ящике. Спросонья Верен дёрнулся, рванулся в тесноте, недоумевая краем сознания, когда успел заслужить отдельную богатую могилу; нажал плечом, стенка подалась со страшным скрипом, и он вывалился на что-то твёрдое, зашипев от внезапной боли в ноге. Дико огляделся, на ходу выхватив нож; упёрся взглядом в тлеющий камин и в человека, так же ошалело вскинувшегося с наполовину вынутым из ножен мечом.

— Тьфу ты пропасть, — выругался человек голосом Ардерика и отложил оружие. — Ещё один…

Верен смущённо убрал нож и огляделся. Комната была небольшой, но богато убранной: стены украшали гобелены, едва различимые в тусклом свете камина, под потолком и на стенах угадывались светильники. Позади, поскрипывая, качались на петлях резные дверцы, из которых Верен и выпал.

— Что это?

— Спальный шкаф, — отозвался Ардерик. — Местные считают, что так теплее. По мне так лучше на полу.

Верен удивлённо хмыкнул и придержал дверцы, чтобы не скрипели. Мысли путались, хотелось пить. Повязка на ноге пропиталась кровью и гноем.

— А где Такко?

— Вывалился из этого же шкафа пару часов назад и ушёл, — буркнул Ардерик. — Не имею представления куда. Ложись. Ещё рано.

Он похлопал по полу рядом с собой. Верен прихватил из шкафа одеяло и тоже устроился у камина. Но уснуть не смог. Смотрел на тлеющие поленья и видел горящую крепость. Их крепость. Построенную и его руками тоже.

Воспоминания накатывали одно за другим вязкими волнами. Как отстреливались у ворот, уже потеряв надежду спастись, как уже во дворе Ардерик осел ему на руки и как невыносимо долго расстёгивались ремни на латах, закосневшие на холоде. Верен помнил, как обрадовался, когда оказалось, что сотника ослабили не раны, а усталость и горечь поражения; и как удивился, обнаружив, что за ним самим тянется кровавый след. Потом в лекарской стало тесно и жарко, где-то в углу обнаружился Такко, стягивавший доспех, под которым рубаха пропиталась кровью. Верен так и не смог вспомнить, как был ранен друг, но едва ли тяжело, раз уложили его в комнате, а не в лекарской. А раз ушёл утром на своих ногах, значит, и вовсе ничего особенно серьёзного. Верен прикрыл глаза, и из тьмы под веками мгновенно выплыли залитая солнцем пустошь и камнемёты, ползущие по свежему снегу.