Анна Субботина - На пороге зимы

— Погляжу я на тебя, когда южный цветок не принесёт плодов! — впечаталось ей в спину.

Элеонора выгнулась на подушках, оглаживая бёдра, и тут же села, обняв себя так крепко, что ложбинка грудей высоко показалась из кружевного ворота. Шейн был прав, он уже тогда всё знал — Тенрик с одинаковым пылом делил ложе с ней, наследницей одного из старейших и знатнейших родов, и любой служанкой. Ни одна не понесла. Восемнадцатилетняя Элеонора узнавала о похождениях мужа с яростью и обидой, в двадцать лет следила за ними с задумчивым любопытством, а к нынешним двадцати пяти преисполнилась брезгливого презрения. Быть может, отдайся она тогда Шейну и выдай ребёнка за законного наследника… Элеонору передёрнуло. Жаркие поцелуи и прикосновения ощущались так же ярко, как и годы назад, однако сейчас Шейн стоял под стенами с обещанным войском, безжалостно рубил головы её защитникам, и не было сомнений, какая участь ожидает баронессу, если замок падёт.

Впрочем…

План сложился мгновенно. Шейн поможет ей, как и хотел. Что бы он ни думал теперь по этому поводу.

Первый удар колокола, возвещавший наступление утра, Элеонора встретила в спокойной уверенности. Стрелки часов перечеркнули циферблат вертикальной линией. Заспанные служанки поднимались, протирали глаза, перешёптывались, кто пойдёт за водой для умывания, а кто разбудит госпожу. Элеонора решительно выбралась из-под тёплого одеяла.

— Найдите сотника Ардерика, — велела она, — и скажите, что я хочу видеть его после завтрака. А лучше — до.

Эслинге был в осаде, и замковый колокол теперь звонил каждые три часа. Его глубокий, вибрирующий звон разносился далеко по округе. Говорили, в тихую погоду его слышали даже в Лиаме, за три дневных перехода. В подземельях замка звон тоже можно было уловить, если прислониться к стене — через дрожь камней, пронизывавшую гранитную громаду от верха башни до основания. Беззвучный гул сперва наполнял кладку стен, откликался в лопатках и хребте, омывал изнутри рёбра, затем уходил в пол и оттуда поднимался по ступням, коленям, бёдрам, отзываясь тревожным, болезненным удовольствием.

Такко оторвался от стены и открыл глаза. В нижних коридорах стояла тишина. Было слышно, как в боковых проходах стучат крысиные коготки, а с потолка капает вода. Иногда даже можно было услышать, как наверху бьют часы, и порадоваться, что скоро смена стражи. Но сегодня Такко оказался в другом конце замка, куда не проникали звуки сверху.

Его назначали обходить нижние коридоры чаще других. Сын ювелира, ребёнком он облазал столько пещер и старых шахт, что не боялся ни темноты, ни каменной толщи над головой. Путаные ходы Эслинге могли в буквальном смысле загнать в тупик любого, кто прожил здесь меньше года, но Такко как-то ориентировался и плутал реже остальных, не переставая удивляться, насколько баронский замок не похож на замок маркграфа Олларда. Тот был построен по единожды выверенным чертежам и напоминал хорошо продуманный механизм. Новые наследники могли возводить и разрушать перегородки, обновлять внутреннее убранство, но общий вид оставался неизменным. Эслинге же словно был символом вечного раздора в семье. Каждый следующий владелец пристраивал комнаты и стены и прокладывал проходы и лестницы, никак не сообразуясь с уже имеющимися. Ничего общего с размеренной чёткостью, сквозившей в каждой линии Оллардовского владения.

Такко зябко передёрнулся и резко обернулся, весь обратившись в слух — в боковом проходе отчётливо слышались шаги. Тихие, но хорошо различимые. Такко неслышно отступил к освещённому коридору, чтобы позвать подмогу, но никого не увидел. Видимо, другие воины таились во тьме; кричать же Такко не решился, боясь спугнуть незваного гостя. Положив стрелу на тетиву, он так же неслышно направился в проход.

Кто-то ступал по каменным плитам, не слишком таясь, но чем дальше Такко вслушивался и всматривался в кромешную тьму, тем яснее понимал, что звук идёт не из прохода, а из-за стены. Он осторожно отпустил тетиву, чтобы свободной рукой ощупать кладку в поисках двери или непрочного места, но внезапно раздались шаги уже в главном коридоре, и они были знакомыми. Пришлось выбираться на свет, на ходу пряча стрелу.

— Замёрз, лучник? — Дарвел обходил посты перед сменой караула. За его плечом стоял сменщик — парень из замковой стражи. — Что, тихо было?

Такко коротко рассказал о шагах. Дарвел нахмурился:

— Идём.

Свет трёх факелов озарил каменный коридор с низким сводом. Прятаться здесь было негде; дверей и ниш тоже не было. Шаги за стеной были едва слышны и вскоре стихли совсем.

— Он уходит, — прошептал Такко. Дарвел кивнул и сделал знак возвращаться.

— Скверно, — сказал он, снова оказавшись в освещённом коридоре. — Забеги-ка к Мюру, скажи, чтобы шёл сюда с братьями. Удвоим караулы.

— Простучать бы стены, — сказал Такко. — Лазутчик явно искал проход…

— Это мы уже с господином Тенриком разберёмся, — Дарвел как-то сразу подобрался, посуровел и махнул рукой. — Иди, позови парней и отдыхай. Да держи язык за зубами! Может, шаги слуховой трубой принесло! Нечего зря пугать народ…

«Маркграф доверял мне побольше, чем старые ходы», — крутилось в голове у Такко, пока он поднимался наверх. Мысль была дурная и недостойная, но упорно вертелась в голове, как детский волчок. Такко отлично помнил, что едва не поплатился жизнью за маркграфские тайны, а подвальная мастерская до сих пор являлась ему в кошмарных снах. Но всё же с каким удовольствием он облазал бы подземные ярусы, измерил бы извилистые коридоры шагами и мерной бечёвкой, вычертил бы их на планах! В непредсказуемых изгибах и поворотах была своя красота, они так и просились на бумагу.

Внезапно его словно обдало ледяной водой, а внутренности скрутило в тугой комок. Страх сдавил горло, лёг на плечи невыносимой тяжестью. Захотелось свернуться клубком, спрятаться, оказаться где-то очень далеко… Хотя дальше северных рубежей Империи деться было, пожалуй, и некуда. Такко упрямо выпрямился и на миг прикрыл глаза. Под веками плясали блики на латунных шестернях.

«Хватит с тебя тайн», — одёрнул Такко сам себя и решительно зашагал дальше. Тем более, широкий коридор приближал его к кухне, откуда даже в эти ранние часы одуряюще пахло едой, слышались голоса и неизменный стук посуды. Есть не то чтобы очень хотелось, но от близости тепла и уюта ледяные клещи в груди постепенно разжимались.

Коридор, ведущий к кухне, как всегда, был набит людьми. Беженцы из города сидели на полу, благо здесь было теплее, чем в других коридорах. Кажется, кое-кто из них здесь и спал — то ли в замке не хватило комнат на всех, то ли людям было спокойнее рядом с кухней. Такко прошёл мимо них, остановился перед дверью одёрнуть рубаху и отряхнуть штаны и замер, услышав обрывок фразы, в сердцах брошенной кем-то из поваров: