Нил Стивенсон - Интерфейс

Сотрудники «Мерседес» оказались достаточно предусмотрительны, чтобы об этом позаботиться. С помощью черно-желтого бетонного блока они уничтожили движимое имущество компании стоимостью в несколько миллионов долларов, многократно просмотрели пугающе беззвучное замедленное кино и внесли несколько изменений. Эти изменения привели к тому, что левое полушарие мозга Чейза Мерриама пребывало в полной безопасности – насколько это вообще возможно при езде на автомобиле.

Сложенные вместе, эти факторы – охраняемая парковка, его спокойная гавань в Уэстчестере, в котором преступность по-прежнему оставалась вне закона,а также мистическое психологическое силовое поле и замедленные фильмы – дарили Чейзу Мерриаму чувство неуязвимости. И это было хорошо, потому что он любил засиживаться в своем офисе в нижнем Манхэттене допоздна. Если бы он водил «Субару» и парковал ее на улице, он был бы лишен такой возможности. Ему было бы слишком страшно выходить на улицу после наступления темноты – пришлось бы ночевать прямо в офисе на кожаной кушетке, чтобы поутру обнаружить на месте «Субару» ободранный остов.

Лучше всего ему работалось как раз по ночам. И эта работа более чем окупала стоимость большой машины. Единственным недостатком такого режима было то, что проклятые часы в последнее время непрерывно его отвлекали. В принципе, он не так чтобы и возражал. Ему нравилось быть в курсе политических событий. Эта штуковина на запястье оживала только раз или два в день, и всегда это было что-то важное. Все равно что личный ассистент, который ничего не делает, кроме как отслеживает политические события и дает знать, когда стоит включить телевизор.

Общенациональное собрание Коззано добралось где-то до середины своего недельного расписания, когда Чейз Мерриам, проработав допоздна да еще посмотрев до конца одиннадцатичасовой выпуску новостей, чтобы узнать результаты последнего бейсбольного матча, направился на стоянку, к ожидавшему его с ключами в зажигании «Мерседес-Бенцу», сверкающему отполированными боками в ярком свете фонарей. Охранники вымыли и отполировали его в течение дня – делать им все равно было нечего.

Чейз Мерриам подумал, что машина выглядит сегодня особенно чистой и красивой, и потому отслюнил несколько баксов охраннику, распахнувшему перед ним водительскую дверь. Он погрузился в эргономичную кожу, повернул ключ и игла тахометра сдвинулась и замерла на отметке холостого хода. Это был единственный признак, по которому не вооруженный специальными приборами водитель мог определить, что двигатель завелся – если только не решится встать на четвереньки перед выхлопной трубой и засунуть в нее язык.

Через несколько мгновений он уже ехал на север по Вестсайд Хайвей.

Вестсайд Хайвей в этих местах вовсе не напоминал хайвей – в настоящее шоссе с ограниченным доступом и въездными рампами он превращался чуть севернее. В это время суток движение на нем было исключительно разреженное – несколько ночных таксистов и два-три тяжелогруженых грузовика, как будто явившихся из третьего мира – кровяные клетки Новой Экономики.

Пресвитерианский Медицинский Центр «Колумбия» высился над трассой на своем бетонном основании, похожий на гидроэлектростанцию, сооруженную по ошибке вдали от реки. Чейз Мерриам ужом проскользнул по запутанным рампам и полосам под мостом Джорджа Вашингтона, практически оказавшись за пределами Манхэттена, и был вынужден резко сбросить скорость, чтобы не въехать в разболтанный, серо-ржавый микроавтобус без окон, который катил, подпрыгивая на лысых шинах и убитой подвеске, с целой горой всякого дерьма на крыше. Водитель был совершенно ошеломлен всеми этим полосами, неожиданно разделяющимися и сливающимися под нависающим сверху могучим мостом. Чейз Мерриам мог бы бы пролететь мимо него что справа, что слева, но водитель микроавтобуса постоянно вилял туда-сюда, резко и непредсказуемо меняя полосы, и всякий раз, когда он перестраивался, его старый фургончик опасно кренился то влево, то вправо.

Ослепительные лучи фар «Мерседес-Бенца» осветили задний бампер микроавтобуса: самодельную конструкцию, сваренную из рифленых стальных пластин. Владелец – совершенно определенно, старьевщик – явно создал его своими руками. Он выглядел почти так же впечатляюще, как черно-желтый таран в симуляции бокового столкновения, и Чейз Мерриам преисполнился решимости держать свое сияющее совершенство как можно дальше от него.

Создатель бампера, завершив его структуральную часть, направил свою горелку на декоративные цели. Он уснастил заднюю поверхность бампера чередой капель расплавленного железа, складывающихся в кривой, хевиметаллический курсив: «SOLO DIOS SABE HACIA DONDE VOY».

Чейз Мерриам, по-испански не говоривший, но нахватавшийся в романских языках на базовом уровне во время учебы, как раз пытался перевести эту фразу («ТОЛЬКО БОГ ЗНАЕТ чего-то там...» {77} 77 «Только Бог знает, куда я иду» ), когда изящный диск из алюминиевого сплава, недавно снятый с беспомощной «Акуры Легенд» где-то на улицах этого города, соскользнул с крыши микроавтобуса, отрикошетил от покрытия и прыгнул в салон «Мерседеса» через лобовое стекло, угодив Мерриаму прямо в лоб.

В тот момент, когда диск после рокового отскока взлетел над дорогой, пылая метеором в свете фар, окружающий мир превратился в крэш-тестовую лабораторию «Мерседес-Бенц». Чейз Мерриам, разумеется, выступал в роли манекена. Но события развертывались перед ним с кристальной чистотой, как перед тевтонскими инженерами в белых халатах, напряженно всматривающимися в замедленное видео. Все происходило беззвучно и очень, очень медленно, и когда машина врезалась через несколько минут после первого удара в какой-то монументальный объект – он не знал точно, во что именно, но если верить ощущениям, это случилось уже очень далеко от дороги, а машина за все эти минуты ни разу не оказалась в сколько-нибудь горизонтальном положении – он наконец увидел развертывающийся перед ним воздушный мешок, трепетавший, как белый флаг под ураганным ветром.

Машина продолжала скользить, катиться и что-то перепахивать еще очень долго, и при этом все время пеняла курс, как Волшебная Пуля, сновавшая между Кеннеди и Конналли {78} 78 Гипотеза «магической пули» была выдвинута комиссией Уоррена в попытке установить судьбу пули, поразившей президента Кеннеди в шею сзади и вышедшей через горло. Согласно этой гипотезе трехсантиметровая свинцовая пуля в медной рубашке, выпущенная из винтовки Манлихера-Каркано с шестого этажа Техасского школьного книгохранилища, пробила шею Кеннеди, поразила сидящего в полуметре от него техасского губернатора Джона Конналли в грудь, вышла через запястье и застряла в бедре последнего. Таким образом, пуля прошла через пятнадцать слоев ткани, семь слоев кожи, примерно 45 сантиметров мускульной ткани, пробила узел галстука, разрушила 10 сантиметров ребра и раздробила лучевую кость. Саму пулю нашли уже после убийства президента на носилках скорой помощи в коридоре больницы; было установлено, что на них перевозили Конналли. Медная оболочка пули оказалась совершенно не поврежденной. . Каждый удар и каждый переворот добавляли к первоначальному ущербу, вероятно, тысяч по пять долларов. Через некоторое время Мерриам почти заскучал: он, должно быть, успел проложить усеянную металлическими обрывками и сплющенными дорожными знаками полосу до самого Йонкерса. Но в конце концов машина остановилась. Внутренне ухо настаивало, что он крутится на лопинге, но левая рука определенно вывалилась наружу через отсутствующее двойное остекление окна и покоилась на какой-то поверхности – плотно прибитой неорганической нью-йоркской грязи – и эта поверхность была неподвижна.