Нил Стивенсон - Интерфейс

Аккумулятор машины сел, но на радио его еще хватало, и можно было считать, что в Пристройке есть домашняя аудиосистема. Иногда Элеанор сидела и слушала музыку или новости о президентской кампании. Сквозь ветровое стекло она могла заглянуть в трейлер соседки Дорин и увидеть этих кандидатов, бегающих по экрану телевизора, стоящего на холодильнике. С такого расстояния, через заляпанное стекло и без звука, изображение выглядело странно, фрагментарно. Так много политиков, посещающих так много разных мест и совершающих множество добрых дел, чтобы привлечь внимание камер. Это напоминало сиротский приют, наполненный одинокими детьми, которые постоянно дерутся, бегают с острыми предметами в руках и засовывают в нос карандаши – словом, делают все, чтобы обратить на себя внимание. Телепродюсеры, как перегруженные воспитатели, лихорадочно метались от одного трехсекундного сюжета к другому, пытаясь за всеми уследить. Каждая перебивка заставляла изображение на телевизоре Дорин прыгать, слегка нервируя Элеанор и невольно притягивая ее взгляд к экрану.

Вот почему дети не способны перестать смотреть телевизор.

Способность кандидатов к концентрации внимания тоже, казалось, оставляла желать лучшего. День за днем, неделю за неделей все больше и больше кандидатов попадало в какие-нибудь неприятности – неудачное выступление на праймериз штата, скандал, денежные проблемы – и выходило из гонки. Каждое такое событие казалось значительным в момент объявления о нем, и когда Элеанор видела на экране кандидата, стоящего с торжественным видом на фоне синих кулис, она включала радио в Пристройке и прослушивала официальное заявление о снятии его кандидатуры. Но спустя всего несколько дней она понимала, что с трудом может припомнить даже имя кандидата и за что он выступал. Кончилось тем, что когда по радио начиналась трансляция очередной прощальной речи, она говорила «Скатертью дорога» и выключала приемник.

Элеанор Ричмонд спала в машине, потому что в трейлере не осталось свободного места. В нем было всего две спальни. До недавнего времени в одной спали они с Хармоном, а в другой дети – Клерис и Хармон-младший.

Теперь все пошло кувырком. Хармон покончил с собой. Хармон-младший стал приходить поздно. Клерис, умница, сохраняла присутствие духа и спокойствие в течение нескольких недель после самоубийства отца, а затем как-то вечером вообще не вернулась домой.

А потом к ним приехала мать Элеанор. Элеанор провела несколько ночей, пытаясь спать с ней в одной постели, прежде чем сбежала в гостиную, где и обнаружила Хармона-младшего, спящего на кушетке. Из гостиной она отправилась прямиком в машину.

Элеанор любила мать, но та давно умерла, только ее тело продолжало жить. Первые признаки «альцгеймера» появились, еще когда она жила в своем первом доме для престарелых. В том, хорошем. В дорогом. К тому моменту, когда пришлось перевести ее дом поплоше, состояние ее ухудшилось до такой степени, что она вообще не понимала, что происходит вокруг, и это было, строго говоря, благословением.

Теперь она вернулась к Элеанор. Она снова носила памперсы. Ее все устраивало, Элеанор куда меньше, а дети оказались вообще не в состоянии все это выносить. После приезда матери Элеанор видела их нечасто.

Если бы речь шла о других детях, следовало бы начать волноваться. Но дети Элеанор были из другого теста. Она вырастила их так, как ее мама вырастила ее. У них была голова на плечах. Когда Клерис не явилась ночевать, Элеанор была уверена, что та соображает, что делает, и не позволяет себе дурацких поступков, свойственных деклассированной молодежи.

Хармон-младший повел себя самым примерным образом. Обнаружив ее поутру в машине, он пришел в ужас. Он попытался настоять, что это он должен спать снаружи. Элеанор пришлось проявить власть. Она все еще была матерью; Хармон-младший все еще был ребенком. Родители должны следить за детьми, а не наоборот. Пока она решает, где кому спать, ее сын не будет спать на улице. В конце концов Хармон-младший уступил. Но на следующий день он принес домой несколько листов какой-то серебристой пленки, купленной в магазине автозапчастей. Он залез в «датсун» и обклеил этой пленкой все окна, превратив их в односторонние зеркала. Изнутри стекла лишь чуть-чуть потемнели. С внешней же стороны они стали совершенно непроницаемыми.

Элеанор это ужасно понравилось. Теперь ей было приятно забираться внутрь, залезать в спальник, запирать двери и лежать, глядя в окно. Обычно, отправляясь в постель, вы ничего не видите. Вы пугаетесь, неожиданно услышав за окнами дома таинственный шум. Вам приходится вылезать из постели и включать весь свет, чтобы узнать, что происходит. Она же видела из своего серебряного пузыря все, а ее не мог увидеть никто. Если она слышала шум, ей достаточно было открыть глаза, чтобы увидеть кота, скребущего землю, или Дорин, идущую домой с вечерней смены в «7-Элевен». Если бы это оказалось что-то более серьезное, в бардачке, практически у нее на коленях, лежал старый офицерский пистолет Хармона калибра .45. Элеанор сама провела несколько лет в армии и знала, как им пользоваться. Прекрасно знала, как им пользоваться.

Когда деньги кончаются и наступают тяжелые времена, вы перестаете тревожиться о нелепых пустяках современной жизни и возвращаетесь к основам. Одной из таких основ был долг родителя защищать семью. Именно поэтому Элеанор Ричмонд чувствовала себя гораздо увереннее и крепче спала в серебристом стеклянном пузыре, имея под рукой заряженный пистолет. Как бы не пошли дела дальше, она по крайней мере знала наверняка, что если кто-нибудь попытается залезть в ее дом и причинить вред ее семье, то она его убьет. С этой стороны она была надежно прикрыта. Все остальное – детали.

Проснувшись посреди ночи, она, еще даже не повернув головы, уже знала, что что-то не так.

«Коммерс Виста» тянулась вдоль шоссе, не отягощенная такими излишествами, как подъездные дороги. В один момент вы несетесь со скоростью шестьдесят миль в час, а в следующий уже скользите по желтой пыли и битому стеклу, пытаясь погасить скорость. Всякий раз, когда кто-нибудь выполнял этот маневр, Элеанор слышала характерный звук и открывала глаза. Первым, что она видела в таких случаях, был белый алюминиевый фасад их трейлера. Если машина сворачивала на их дорогу, свет фар пробегал по его поверхности.

Именно это и произошло несколько секунд назад. А сейчас она слышала хруст шагов по гравию – прямо у самой машины.

Она медленно и спокойно подняла голову. Мимо машины шел человек. Это был крепкий бородатый белый мужчина, моложавый, но по-взрослому кряжистый, одетый в джинсы, темную ветровку и бейсболку. Он двигался уверенно, как будто находился у себя во дворе и собирался подняться по ступенькам к собственной двери.