Мюррей Лейнстер - Прогулки в пятое измерение

Спичка обожгла ему пальцы. Он подул на них и осмотрел. Его кожа тоже была мертвенно-серой, как и все остальное. Она была мягкой, естественно морщилась, но походила на серый мрамор. Он зажег вторую спичку — в ее свете рука была обычного цвета.

Внезапная мысль забилась у него в голове: «Масс-обнулитель! Масс-обнулитель!» Он осмотрелся, и горло его стало сухим, как пепел. Ужасное подозрение росло в его сознании. Что-то сродни безумию. Четыре года он работал над теорией, что масса не является врожденным, неизменным свойством материи. Он доказал это, но наткнулся на такие ужасные, смертельно опасные последствия, что не решился провести эксперименты и уничтожил свой аппарат. А этот серый мир вокруг являлся доказательством, что кто-то другой сделал то же самое открытие.

У него возникло чувство, будто кровь в венах превратилась в лед. Холод пронизал все его тело. Серый мир, неподвижные растения — это не могло быть ничем иным. Не могло быть никого, кто захотел бы сделать такое. Ведь это было безвозвратно.

Затем он услышал звук, первый звук, который издал не он сам. Звук походил на сдавленное восклицание. Гарри повернулся и увидел на террасе второе пляжное кресло. На нем пошевелилась и снова вскрикнула какая-то серая фигура.

Тогда доктор Гарри Бретт зажег третью спичку. В ее свете серость превратилась в разные цвета, а серая фигура оказалась Лорой Хант, с которой он минуту назад обменялся рукопожатием, как раз перед тем, как оказался в этом странном мире.

— О, Боже! — в ужасе воскликнула девушка. — Где я? Что случилось?

— Я н-не… не совсем уверен… — забормотал Гарри. — Стараюсь не верить своим глазам. А вы ничего не знаете?

Он был не совсем искренен. На самом деле, он знал, где находится. По крайней мере, когда находится. Но, милосердия ради, он должен скрывать от нее это как можно дольше.

— Н-нет… — Голос девушки дрожал. — Не может быть подобного места! — Она замялась. — Мы что… умерли?..

— Пока еще нет, — сказал Гарри, пытаясь пошутить.

Но самому ему было не до шуток. Однажды он запустил в клетку, стоявшую в поле действия масс-обнулителя, живую мышь, включил машину и тут же снова выключил.

Мышь в клетке стала кучкой пыли с рыхлыми остатками костей и полосками красной ржавчины. Это подсказало ему, почему первые машины самоуничтожались, мгновенно ржавели, пока он не стал их делать из хромированного металла. Во всем было виновно устранение массы из объекта и реальное значение формулы Эйнштейна для массы и времени объекта, перемещающегося со световой скоростью. Никто не подумал применить эту формулу, Гарри и сам наткнулся на это случайно, в поисках совершенно другого. А теперь…

— Мы не мертвы, — сказал он, стараясь, чтобы голос его не дрожал. — Я чувствую себя вполне нормально. Думаю, мы должны попытаться узнать, что же произошло. Нас как раз познакомили друг с другом, когда это случилось, — добавил он, видя по глазам девушки, что она близка к истерике от страха. — Ваша фамилия Хант, не так ли?

— Да, Лора Хант. А вы — Гарри Бретт, ученый. Вы можете что-нибудь сделать?

— Я собираюсь попробовать, — сказал Гарри, хотя понимал, что надежды на это нет. — Сначала я хочу осмотреться. Желаете подождать здесь?

— Я… — девушка осмотрела мертвенно-серое, туманное окружение. — Нет! Я пойду с вами!

Спичка опять обожгла Гарри пальцы и погасла. Лора вскрикнула.

— Да, я похож на призрака, — сказал ей Гарри. — И вы, кстати, тоже. Посмотрите на руки.

Девушка снова вскрикнула, увидев серый, как камень, цвет ее кожи. Гарри зажег очередную спичку. В ее свете руки снова стали нормальными.

— Это все свет, — сказал Гарри. — В этом мире вообще нет цвета.

— Вон там есть, — слабым голосом сказала девушка.

Из серого дверного проема, открывавшегося в серую комнату, через которую был виден серый вестибюль, лился неяркий желтый свет. Сердце Гарри забилось. Он знал, что надежда умирает последней. Был лишь один человек в мире, который вообще знал о масс-обнулителе Гарри Бретта. Это был профессор Олдос Кэйбл, которого злило работать помощником Бретта, и который люто ненавидел Гарри, потому что Гарри достиг того, чего профессор никогда не имел. Больше не было никого, кто мог бы сотворить такое или, по крайней мере, хотел бы этого.

— Не думаю, что свет зажгли специально для нас, — произнес Гарри, — но, наверное, стоит туда пойти.

Он взял девушку под руку и повел к двери, из которой шел свет.

— Я… Наверное, я просто сошла с ума, — дрожащим голосом заявила Лора. — Этого же просто не может быть!

Гарри ничего не ответил. Они вошли в открытую дверь. Больше они не были под открытым небом, но внутри было все так же, как и снаружи. Стены, пол, потолок и мебель не отбрасывали теней. Рука девушки напряглась. Все здесь светилось, даже они сами. У Лоры перехватило дыхание.

— Возьмите себя в руки! — сказал ей Гарри. — Я боюсь не меньше вашего.

На самом деле, он боялся гораздо больше нее. Он знал, что произошло. Эйнштейн постулировал, что существуют врожденные отношения массы и времени, так что если какой-нибудь материальный объект — например, космический корабль, — приближается к скорости света, то масса его становится бесконечно большой, а время останавливается. То, что покажется экипажу такого корабля секундой, для остальной вселенной будет столетиями или тысячелетиями. Сейчас же, наоборот, масса стала не бесконечно большой, а уменьшилась до нуля!

На полу возле прихожей лежал фонарик. Он был включен, его луч освещал часть комнаты, и там, куда падал свет, комната казалась совершенно нормальной. Коврики, мебель. За туалетным столиком сидела женщина и подкрашивала себе губы.

— Прошу прощения, — едва вымолвила Лора Хант. — Вы можете мне сказать?..

Женщина не шевельнулась. Она была неестественно неподвижна. Неподвижна, как камень. Гарри шагнул вперед и коснулся ее плеча. Оно было словно каменное. По лбу у него заструился пот.

— Что же это? — дрожа, спросила Лора.

— Это именно то, чего я боялся, — мрачно сказал Гарри. — Вот только этот фонарик не должен работать, но он работает. Давайте-ка посмотрим его!

Он коснулся фонарика, и тот шевельнулся. Тогда Гарри поднял его. Этот был совершенно обычный фонарик на сухих батарейках.

— Возможно, его здесь оставили, чтобы заставить меня надеяться, — мрачно сказал он. — Как это ни смешно, но мне приходится принимать факты. Пойдемте со мной!

Он повел лучом фонарика. Везде, куда падал кружок света, светящиеся, призрачные стены и потолок выглядели нормальными. Коврики? Гарри пнул один ногой. Коврик был тверд, как железо, ни одно волокно его даже не шевельнулся. Гарри поморщился, ушибив об него ногу.

— Все для того, чтобы мы какое-то время надеялись, — мрачно сказал он. — Давайте осмотрим все остальное.