Иоан Грошан - Ночной поезд

— Не знаю. Не нравится ему этот поезд, — ответил стрелочник. — Ваше здоровье.

— Благодарствуйте, за твое. Свет ведь сейчас красный?

— Да, господин начальник.

— Хорошо, я позвоню тебе, когда надо будет переключить.

Выйдя из диспетчерской, стрелочник направился к колодцу. Побрызгал себе лоб, намочил платок и приложил его к шее. У себя в сторожке он разделся, но не лег, а переменил рубашку, носки, почистил щеткой форму, привел в порядок ботинки, потом надел форму и вышел. Мишка спал на тропинке у сигнального рычага. Он бросил собаке кости и пошел за сторожку, к бочажку. Спать совсем не хотелось. Он немного постоял, глядя на неподвижную воду, затянутую ряской. Из сторожки на воду падал свет, и вдруг он увидел водяную крысу, беззвучно плывущую вдоль берега. Крыса собралась было выйти из воды, но, завидев его, быстро поплыла прочь. Потом стало слышно, как вдали она шуршит сухим камышом. Стрелочник вытащил портсигар и поднялся к сторожке. Когда зазвонил телефон, он сидел на ступеньках и курил третью сигарету. Поговорив с господином Фотиаде, он зажег фонарь и направился к светофору. Толкнул рычаг, и красный кружок переменился на зеленый. Переступая со шпалы на шпалу, он пошел по полотну в сторону речки. Пройдя метров сто, остановился и поглядел туда, где осталась сторожка. Зеленый свет подмигивал, фитиль в фонаре горел слабовато. Но сигнал был виден. Повернул назад и дошел до столба. Взобрался на металлическую лестницу, раскрыл дверцу фонаря и подкрутил фитиль. Потом спустился и, достигнув земли, увидел, как на станции вспыхнули все огни.

Когда Мишка начал рычать, стрелочник зажег фонарь и вышел. Однако не спустился на тропинку, а остался стоять на крыльце — отсюда и видно лучше, и вихрь от поезда не такой сильный. После дождя не должно быть пыли. Он поднял фонарь так, чтобы не слепил свет, и стал ждать.

Паровоз надвигался из темноты с той же скоростью, сбивая ветви плакучей ивы перед светофором. Стрелочник заметил у переднего цилиндрического котла толстые щиты; потом увидел, что первый вагон, который обычно бывает почтовым, примыкал к паровозу так близко, точно между ними не было буферов. Он начал было считать вагоны, но взгляд его последовал за третьим — ему показалось, будто под дверью выступает подножка. Он впился глазами в вагон, когда тот мчался мимо светофора, и, проводив его взглядом до сарая, убедился, что был прав: под дверью, примерно на расстоянии метра от необычно большой ручки, действительно была подножка. Он поставил фонарь и снова вдохнул воздух, но ничего не почувствовал, кроме привычного запаха угля и пара.

С перрона господин Фотиаде делал фонарем призывные знаки. Стрелочник загасил свой фонарь, отнес его в сторожку и позвал пса. Собака, скуля, прижалась к его ногам. Она дрожала всем телом.

— Что с тобой, а? — ласково спросил стрелочник и погладил Мишку по спине. — Что ты такое увидел, а, Мишка?

На третий день тоже стояла хорошая, хоть и прохладная погода. Тонкая завеса облаков дымкой обволакивала солнце, не давая ему как следует выглянуть, и все было облито мягким, бледным, будто лунным, светом. После обеда, когда прошел четыре тысячи пятый, стрелочник собрал в огороде спелые помидоры и отнес их в комнату господина Фотиаде. Попробовал было яблоки с яблони у колодца, но они были еще маленькие и кислые. Когда господин Фотиаде напомнил ему, что можно бы покрасить вывеску, стрелочник указал на штабель неколотых дров: нечем топить печку. Он колол дрова до самого вечера и носил их кошелками в сарай. Вечером господин Фотиаде отказался от курицы, заявив, что мясо ему обрыдло. Решили пожарить картошку на сале и приготовить салат из помидоров. Господин Фотиаде почистил картошку своим ножом с рукоятью в виде женского торса и нарезал ее по своему вкусу тонко-тонко.

Они сидели на перроне за плетеным столом и играли в карты, в американскую семерку, господин Фотиаде говорил, что он в этом деле мастак. Поверх халата он был закутан в казенное одеяло. На одеяле название станции тоже было уже неразличимо.

— Пики! — произнес господин Фотиаде, превозмогая икоту. — Последняя!

— Трефы! —сказал стрелочник.

— Ага! — воскликнул господин Фотиаде. — Да ты мошенник, попридержал семерку. Я взял карту. Давай сюда.

— Я тоже одну возьму, — сказал стрелочник.

— У тебя тоже нет? — удивился господин Фотиаде. — Ну, тогда я тебя обштопал: пики! И последняя.

— У меня нет, — сказал стрелочник.

— Вот так, возьми карту, вот так... И все! Счет!

— Шестнадцать, — сказал стрелочник.

— Давай посмотрим, — сказал господин Фотиаде и посчитал карты противника, потом взял карандаш. — Шестнадцать плюс пятьдесят семь... шестьдесят семь... и шесть... семьдесят три. Еще немного, и ты выходишь из игры. Кто сдает?

— Вы.

Господин Фотиаде стал тасовать карты.

— Вот увидишь, завтра и послезавтра, когда уже не будет поезда, пропадем с тоски, —задумчиво сказал он. — Надо купить табле [3] Табле — игра в кости. (Прим. перев.) .

— В шахматы вы не умеете? — спросил стрелочник.

— Умею двигать фигуры, — ответил господин Фотиаде. — Мне трудно сосредоточиться, я начинаю сердиться... — И он ткнул указательным пальцем в лоб. — Сколько у тебя?

— Четыре, — ответил стрелочник. — Дайте мне еще одну.

— Вот, возьми, — сказал господин Фотиаде.

— Знаете, что я видел в поезде, господин начальник? — сказал стрелочник, раскладывая карты. — Вы говорили, что у него нет подножек. Есть. Я сам видел.

— Да? — удивился господин Фотиаде. — А я не заметил. На самом деле, подножки должны быть. Иначе как садиться пассажирам? Мне нужны пики.

— Каким пассажирам? — спросил стрелочник.

— Ну... — замялся господин Фотиаде, — пассажирам, которые в нем едут, ведь не идет же он пустой.

— Никого в нем не видел, а я смотрел внимательно, — сказал стрелочник.

— Я тоже не видел, — признался господин Фотиаде, — но это не значит, что в нем никого нет. Может быть, они спят?

— Кто?

— Пассажиры, — ответил господин Фотиаде. — Ты что, не играешь?

— Так все и спят? В этаком грохоте? И проводники? Я бы побоялся ехать в поезде, где все спят.

— Может, проводника в нем нет, — сказал господин Фотиаде. — Тебе дают билет на станции отправления до станции назначения, билет проверяют на перроне при посадке, а дальше — спи себе...

— Не может быть, господин начальник! Свет все же должен где-то быть зажжен — в уборной, в умывальне... Иначе все как слепые будут друг с другом сталкиваться лбами. Я думаю, этот поезд обкатывают, и вагоны пустые. А коли они пустые, зачем напрасно жечь свет? Экономят.

— А паровоз? — спросил господин Фотиаде. — На нем тоже экономят?

— Глядите, вы ошиблись, господин начальник, — указал стрелочник.