Дней Долгих - Новые боги: Дважды воскрешенный

— Уж не знаю, кто тебе ее туда вложил, — засмеялся мой собеседник. — А только это магия стихийная, самая что ни на есть. Поверь, насмотрелся я такой. Ну а раз ты считаешь ее от Венца, не буду спорить. Однако же подучись на досуге, отче, как силой этой управлять всячески — не ровен час, своих заденешь, — со смехом закончил он.

— Учту, спасибо за совет, — серьезно поблагодарил я. В самом деле, монах на то и монах, что в каждом событии усматривает прежде всего волю Господа, потому и смиренно принимает все, что Он ниспослал. И теперь же этот воин мне говорит, что надо развивать то, что даровано — значит, в послежизни я обрел нечто, чего не имел? Надо разобраться, когда останусь с собой наедине… — Что же касается пути, пройденного мной — Сах, подай какой ни есть пергамент, да перо. Я начерчу по памяти карту Выжега, каким он стал теперь. дорогу до него отсюда, и далее, там несколько деревень и застава. В сам Выжег не ходите, пусто там.

— Отчего же не ходить? — внезапно заволновался Халмет.

— А чего там делать? Руины и есть.

— Если я скажу тебе, что наш вожак нас туда и послал?

— Тогда объяснись подробнее. Зачем послал и кто посоветовал.

— Уж больно ты любопытлив для монаха… Но слушай, тайны особой и нет. Даже более — дело-то как раз по твоей части. Дошла до нашего вожака весть, что на прошлой седмице покинули город три человека, что были по уши в делах и долгах, да гоблин-недоросток. Вел их крепкий мужчина, на ауре имеющий следы жертвоприношений. Аккурат незадолго вошел в свои права Крат, и по его велению мы ворошили лихих людей, что прикрывались толстыми воротами от ночного и дневного законов. Беспечный горожанин не связал бы эти события, но наш вожак решил поберечься и выслал нас вослед. Ибо вышла эта группа в сторону Грани, где им делать точно нечего, город же для воинов только… Стало быть, в Выжег путь держали, где поживиться особо нечем, а вот злой силы в земле хватает.

— Вы решили сорвать обряд? — попробовал я угадать, заодно намекая на правду, раздумывая, не открыться ли перед Халметом, не поведать ли о скитаниях моих на прошлой неделе… Нет. Пока, пожалуй, не стоит.

— Да. Люди еще помнят, какое зло может причинить правильно составленная фигура, залитая кровью. Да и ты, монах, наверняка читал… Сам-то видел вряд ли, молод еще.

И вновь я смолчал о своем истинном возрасте. Не знает, и ладно, беды нет.

— Вот и прошу я тебя помочь, раз ты был там. Не видел ли кого? Не проводишь ли? Силой не поведу, но проводник нам нужен, все равно придется кого-то из местных брать.

— Что силой не поведешь — за то благодарствую, — позволил я себе отшутиться. — А только не найдешь ты своих ушельцев. Поди, зверье их растащило по кустам и теперь славно пирует. Видел я их, сталкивался. Прав был твой вожак, видать, и правда мудр.

Халмет напрягся, загорелся глазами, но не перебивал.

— Со мною пограничники были, — продолжал я. — Сцепились мы. Я… — И не открыться, и не соврать, не подменить правду ложью… Создатель, помоги! — Не воин я тогда был. Разошлись мы с пограничниками, так надо было, долг мой отличен от ихнего. Не знаю, чем у них дело кончилось, а только открылось мне, что один погранец уцелел, а из ушельцев не уцелел никто. Более не могу сказать.

— На все воля Венца, — согласился Халмет, слегка расслабляясь. И верно, не ждать теперь засады, не готовиться противостоять «изменившим обличье». — А только проверить я обязан. Не пойдешь с нами, значит? На дорогах неспокойно, а от стрелы и райдал вдругорядь не спасет.

— Ты уж прости… Нет. Своя дорога мне. А вот если встретимся потом на тракте, с радостью присоединюсь.

— Создатель знает, что за долг у тебя, — покачал головой тот. — Но не спорить же с тобой? На все ответом будет вера. Да будет так, иди, куда шел.

Гомлина падь — воистину место темного волшебства. Не злого, не черного, не замешаного на страхе и боли. Бард бы назвал это волшебством ночи, крестьянин бы лишний раз помолился и на всякий случай сплюнул, правитель посчитал бы меньшим злом… А тот, кто в одиночку пересечет Гомлину падь, будет всегда жить с этим волшебством в душе.

Даже если его душа и без того — сама ночь, расчерченная лишь печальными гитарными аккордами.

Говоривший и правда держал в руках спички — палочки, самую малость заряженные магией огня. Коснешься сухой коры — и тотчас вспыхнет огонь.

Круг камней тут тоже был, еще пару сотен лет назад устроенный кем-то заботливым. Гарут переложил гитару на плащ и всмотрелся в ночь. Там, за поваленным деревом, сидел мелкий гомлин, до ужаса боявшийся огня.

Гитара вновь заняла свое место у Гарута в руках, сыграла положенное и отправилась на плащ.

— Жаль, вина в схроне не было, — посетовал он. — А и так хорошо сидим, да?

Гомлин несогласно заворчал, но не ушел.

— С рассветом сам убежишь, — махнул Гарут рукой. Гитара, древнего вида и очень странной формы, снова легла под пальцы, как ластившийся зверек.

Гомлин, казалось, окаменел, но было известно, что так он может пролежать довольно долго. И не заметишь — подумаешь, камень… Пока не развернется в когтистую тварь и не станет жевать все, что ни загребет.

— Что-то загрустили, да? Монаха бы сюда, он бы нарассказывал суеверий или притч. Хороший он человек, замордованный только своим же Создателем… — Гомлин молча выжидал. — Ну да ладно, доберется до Смута, ничего ему не сделается. Сун, брыда гун торн пиха-та-ажак!

Дерево, за которым пряталось чудище, вдруг заискрило, с громким треском разбрасывая вокруг то ли светлячков, то ли солнечные блики. Несколько попали в гомлина, и он, обиженно заревев, быстрым шагом скрылся в чаще.

— Завести бы такую зверушку себе, — пробормотал Гарут, уже засыпая. — В Рай-да-Лин Дал-Эш…

Осенний лес, что шел по обе стороны Имперского тракта, вновь радовал своей унылой угрюмостью, впрочем, не переставая быть прекрасный и гармоничным. Не раз и не два я останавливался, чтобы воздать хвалу Создателю за такие дивные виды.

Осанны из моих уст оглашали окрестности еще не раз. Попутно я выяснил, что могу двигаться достаточно быстро и без устали, даже ночью — нет, кошачьего зрения у меня не появилось, также не было способности летучей мыши видеть «на слух», однако, дорога — вот она, под ногами, колодцы — исправно появляются через полдня пути, а то и чаще, а сон мне вовсе и не требовался, как и привал. Тем не менее, я исправно воздавал должное стоянкам, обустроенным прежними путешественниками, иногда устраивая костры.