Андрей Газаев - Исход

Дед едва не влупил по тормозам. Пожалев детей, плавно затормозил прямо посреди дороги, и повернулся к мэру?

— Как ты назвал пантеру?

— Бугула. Но это не я, а девушка ее так называла. И судя по твоей реакции, ты что-то знаешь об этом. Расскажешь?

Дед шумно выдохнул, вытер ладонью разом вспотевший лоб и плавно двинул машину вперед. Ну как рассказать мэру, что ему знакома эта самая Бугула. Вот только встречался он с ней и ее рыжеволосой хозяйкой в очень странных, но невероятно реалистичных видениях. Эти дурманящие, сладостные грезы, накрывали его каждый раз, после очередной открытой дороги. Напоминая забытый, но такой желанный рай, они обжигали и пленяли, словно поцелуй богини.

— А девушка была случайно не рыжеволоса?

— Ну откуда же мне знать, — Костя пожал плечами. — Я же смотрел через очки, а ночью, сам знаешь, все кошки серы.

— Да, извини, не подумал. Просто я тоже пару раз видел эту странную парочку. Вот только было это все в моих снах. И тут ты мне выдаешь, блин. Ну ладно, а дальше то что?

— А дальше она снова обратилась ко мне, говорит: «Если твое решение идет из сердца, подожди здесь еще минут десять, пока Бугула сгонит полицейских с дальних вышек. А потом иди к санаторию, снова лезь через балкон в комнату, и жди Деда».

— М-да. Вот значит, что помогло нам пробраться во второй раз на территорию комплекса.

— Девушка удалилась. Я же все сделал так, как она мне и сказала. Остальное ты знаешь. Правда я чуть не запаниковал, когда началась стрельба. Все казалось, что надо бежать и спасать детей. Но потом я взял себя в руки и смог вас дождаться.

— Ясно, — голос Деда снова погрустнел. — Значит, ты собираешься уйти вслед за детьми?

— Я очень хочу этого, — Константин обернулся и посмотрел на спящих сыновей. — Я знаю, что проход открывается не всем. Но я очень надеюсь. Мне просто, больше ничего не остается.

— А если проход для тебя не откроется?

— Ну, — мэр немного замялся, а затем продолжил упавшим голосом. — Пистолет у меня есть. Надеюсь, мне хватит мужества на это.

Константин затих на полминуты, а затем. С какой-то внутренней решимостью, произнес:

— Дед, я прошу тебя, если моя рука дрогнет, возьми автомат и… Сделай это для меня. Пожалуйста. Я знаю, у тебя хватит сил на это. Обещай мне, дай мне свое слово.

Дед повернулся и внимательно посмотрел на этого отчаянного человека. На какое-то мгновение представил себя на его месте, затем коротко кивнул.

— Я даю тебе свое слово.

Спустившись с горы и проехав еще пару километров, Дед остановил машину прямо перед мостом через Уруп. Сразу за ним, на той стороне раскинулась Отрадная, некогда большой и весьма оживленный, районный центр.

— Пойдем, прогуляемся к воде, пока дети спят, — предложил он Косте и заглушил двигатель. — А то может больше и не придется.

— Давай, — кивнул мэр, наблюдая, как Дед захватывает с собою автомат.

Выбравшись из машины, внимательно огляделись и лишь потом, медленно спустились к воде. Серая галька скрипела и разъезжалась под ногами. Дед сбросил кроссовки, снял давно просохшие, грязные, после болота, носки и полез в холодную, остывшую за ночь, воду. Зайдя по колено, с удовольствием покряхтел, помыл руки, сполоснул лицо и шею. Постоял, наслаждаясь, несколько минут, затем еще немного побродил и вышел на берег.

— Кто же теперь будет рулить городом? — спросил он, усевшись прямо на камни. — Вместо тебя?

— Заместитель, — Константин невесело ухмыльнулся. — Сбылась его голубая мечта. Он спал и видел, как говорится, что бы стать главным. Точнее, самым наиглавнейшим, блин. Навязали мне его, по партийной линии. Амбициозен, властен, жесток. А вот с мозгами и совестью у него явно проблемы. Этот нарулит. Вот только секретаршу его жалко, Лилию. Блондинка, с длинными, потрясающе красивыми волосами, стройная, образованная. Умница, девочка. Надеюсь, она не останется с ним до финала, а уйдет как можно раньше.

— А финал будет?

— Будет, я в этом уверен. Цивилизации конец. По всему земному шару одна и та же картина, население тает, как снег по весне. Даже военная техника мертва более чем на семьдесят процентов. Совсем скоро станут последние машины и генераторы. И что тогда? Долгая мучительная смерть городов, от голода, холода, антисанитарии и болезней. Село продержится не намного дольше. Опять-таки, если тенденция продолжится, то совсем скоро не останется женщин. И это будет последний, окончательный приговор.

— И что же нам остается? — Дед натянул кроссовки прямо на голые ноги.

— А ничего. Либо попытаться уйти в белую неизвестность, либо долгая и мучительная агония. Или же сразу, пистолет к виску.

— Да уж, не густо.

— Дед, скажи мне честно, ты знаешь, что там, на той стороне?

— Ты не первый, кто задает мне этот вопрос. Но всем я отвечаю одно и то же — нет, не знаю. Я так же как и ты мучаюсь этим вопросом.

— И даже никаких догадок? — Константин сидел у самого края воды и грустно смотрел на свое дрожащее отражение.

— Ну, почему же, догадок как раз, хоть отбавляй. Но все они могут быть очень далеки от реальности. Кстати, вот и братцы-акробатцы проснулись.

Константин обернулся, заспанные сыновья неуверенным шагом спускались к воде.

— Итак, пацаны-молодцы, куда двигаем дальше? — спросил Дед минут через двадцать, когда все снова забрались в машину.

— Станица Спокойная, — ответил Мирослав. — Знаешь, как туда проехать?

— Знаю, ездил как-то с другом. Минут через тридцать будем там.

Дед плавно нажал педаль газа, «Вита» пересекла мост, но почти тут же была вынуждена остановиться. От ближайшего дома, тяжело опираясь на клюку, вышел немощный старик, в старой, изрядно поношенной одежде. Вяло махнул рукой. Что-то в его лице зацепило Деда, толи отдаленная схожесть с отцом, то ли еще что-то непонятное.

Машина остановилась. Дед выбрался из кабины и подошел к старику. Низенький, едва стоящий на ногах, от старости, мужчина качнулся и наверняка упал бы, не подхвати его Дед, вовремя.

— Сынок, — выдохнули сухие, старческие губы. — Ты спасатель? Они вспомнили о нас, да?

— Почему ты так решил, отец? — Дед не напрягаясь держал этого человека. Господи, какой же ты худой, человече. И в чем только душа держится?

— Я знаю, военные на таких машинах не ездят, — глаза старика смотрели с какой-то запредельной надеждой, смешанной со страхом и отчаянием. — А ты в форме. Значит спасатель?

Бог ты мой, отец, сколько же веры в тебе! Ты, наверняка видевший своими глазами, ту страшную войну, все еще веришь в государство, надеешься, что разум людской и совесть превыше всего остального. Это вы, солдаты великой страны, на той безжалостной войне, спасали друг друга, горели, умирали, но зубами рвали победу. Как я посмею сказать тебе, что сегодня другие времена, и что нет уже той страны, уже очень много лет, ее нет? И что надеяться на то, что есть, просто бессмысленно. Прости, последний герой, еще живой солдат той Державы, я чту твой подвиг, я преклоняюсь пред тобой, за силу твою и веру, но я не смогу сказать тебе правды. Прости меня, если сможешь.