Сергей Абаимов - Слезы каменной пустыни

Общество, к огромной радости Антуана, оказалось огромным домом свиданий. Причудливо одетые, полуголые и совершенно без одежды фигуры, как правило в масках, призрачные в дымке, извивались в такт барабанов и тоналов. Вдоль стен располагалось множество закутков, отделенных друг от друга портьерами. Почти в каждом из них на широких кроватях лежали по двое и больше. Многие же совокуплялись прямо здесь, посреди зала, окруженные танцующими.

— Да я смотрю, у вас здесь райский уголок, — восхищенно сказал Антуан роскошной пышнотелой матроне, после того как был передан ей с рук на руки блондинкой. — Не найдется ли у вас здесь и для меня кого-нибудь погорячее?

— О, — лукаво погрозила та ему толстым, унизанным перстнями пальчиком, — господин весьма шаловливый мужчина. Конечно, я найду для вас немало хорошего, нужно лишь пройти в другой конец зала. Ваш друг также желает любви?

Друг желал лишь поскорее убраться отсюда. Пьера нельзя было назвать пуританином, однако такая пресыщенность голых тел была противна ему. Каждое свое приключение он старался сделать как можно более романтичным, и уж точно никогда не вдохновлялся сексом на людях. Поэтому, вежливо извинившись за традиционное воспитание, он предпочел остаться один и принялся вяло извиваться в такт музыке, мечтая лишь о том, чтобы его чертов наблюдаемый как можно скорее насытился.

Как ни старался противостоять Лоран, половые аттрактанты, проникающие в него с каждым вдохом, давали знать о себе. Симпатичная девушка около тридцати с широкой талией, роскошным атласным телом и сильными, по-солдатски мускулистыми бедрами извивалась рядом в танце. Вскоре Пьер и сам уже не помнил, как задергивал шторки в одной из кабинок под смех партнерши, восхищенной его скромностью.

Когда он слез с нее, в душе были лишь муть и гадливость. Задыхаясь, Лоран поспешил выйти на свежий воздух, несмотря на жару окутавший его приятной прохладой и свежестью по сравнению с духотой внутри. Постепенно умеряя сердцебиение и успокаиваясь, он опустился на одну из скамеек у входа, причем выбрал наиболее жесткую, деревянную. Проваливаться в мягкие подушки было сейчас особенно противно.

Рыжеватая девчушка попыталась было пристроиться рядом, но он лишь устало помотал головой, и та, обиженно надув губки, переместилась на соседнюю лавочку к чернявому детине, не постеснявшемуся к радости девицы тут же ее облапить.

Запрокинув голову и наслаждаясь чистым и ясным небом, Пьер старательно восстанавливал душевное равновесие, прогоняя из легких последние остатки тяжелых дурманящих запахов. Вскоре ему это вполне удалось, и от нахлынувшей усталости он впал в подобие полусна.

Вывела его из этого состояния чья-то ладонь, опустившаяся на плечо. Щуря от яркого света глаза, Пьер узрел стоящего над ним и удовлетворенно осклабившегося Антуана.

— А и у них тут встречаются вполне достойные места, — произнес Дробик, подмигивая. — Почему вы сидите на солнцепеке?

Он был до дрожи в теле сейчас противен Пьеру, но тот поторопился изобразить ответную улыбку и поспешил заверить, что крайне рад за Антуана, что тому удалось получить все, что он хотел.

— О да, даже больше, чем хотел! Девчонка была просто огонь, и сама была не промах, и от меня прилично натерпелась, — Дробик оттянул ворот, показывая свежие царапины от ногтей на шее. — Под конец даже номер своего видеофона оставила. Может быть, я ей и позвоню как-нибудь.

Пресыщенный, однако проголодавшийся, Антуан потянул Пьера в ближайшее кафе. У того и у самого пробудился уже вполне приличный аппетит, поэтому его не пришлось долго уговаривать.

Ели молча. Под конец, насытившись, Дробик откинулся в кресле и стал неспешно потягивать коньяк.

— А вы, Пьер, парень что надо, — сказал он пьющему сок и чуть не поперхнувшемуся Лорану. — Я даже не ожидал. Чертовски приятно было познакомиться. Может быть, перейдем на ты? Да? Отлично. Приглашаю тебя, дружище, вечером опять куда-нибудь прогуляться.

— Что будешь делать до того? — осведомился не без умысла Пьер.

— Да ты, я вижу, не промах! Извини, приятель, но свою компанию я смогу тебе предложить только около семи. Видишь ли, дела…

Лицо Дробика омрачилось. Налив еще рюмку, он опрокинул ее залпом, после чего поднялся из-за стола.

— Я бы и рад остаться, но не могу… А чтоб им гореть в аду! — он разразился непечатным ругательством. — Ты в каком номере? В двести сорок четвертом? До встречи, дружище. Держи хвост морковкой.

Антуан направился прочь к стоянке флаэров. Он как-то весь сжался, оставаясь однако при этом по-прежнему широкоплечим и прямым как жердь. Его походка была не совсем уверенной. Ввалившись в одну из пустых машин, он поднял ее в воздух и скрылся из глаз.

Пьер раздумывал, не направиться ли за ним. Их знакомство давало ему возможность сблизиться, но вместе с тем накладывало и ограничения при слежке. Сейчас, при дневном свете, разглядеть его в летящем сзади флаэре ничего не стоило. А тогда прости-прощай все затраченные усилия. Подозрение неминуемо оттолкнет Дробика.

Поразмышляв так, Пьер принял решение вернуться в гостиницу и ждать своего наблюдаемого там.

День прошел тоскливо. Лоран поглядел бы на местную природу или завалился бы поспать. Однако вместо этого приходилось торчать у окна и все время наблюдать за улицей. Под конец, часов после трех такого маетного стояния Пьер додумался заказать миниатюрную видеокамеру и, приладив ее на подоконник, уже совершенно расслабленно продолжал свое занятие, развалясь на диване и наблюдая прохожих на экране информатория.

В семь Дробик не появился. Не появился он и в восемь. В полдевятого Лоран решил спуститься к автомату-портье и осведомиться о своем наблюдаемом. Каково же было его удивление, когда металлическая голова на стойке сообщила, что Антуан уже давно находится в своем сто тридцать втором номере.

Плавно скользящая дорожка менее чем за полминуты принесла Пьера к нужной двери. На ее ручке висела ярко-красная бирка с просьбой не беспокоить. Все же он решился и слегка постучал. Постояв некоторое время и не дождавшись ответа, Лоран постучал чуть громче, после чего приоткрыл дверь.

В нос ударил непереносимо едкий запах. Слезы сами собой полились из глаз, в горле запершило, и Пьер принялся оглушительно чихать и кашлять.

Слегка придя в себя и прикрыв нос и рот платком, он осторожно заглянул в номер. Прежде чем слезы вновь застлали ему глаза, он успел увидеть комнату, всю залитую какой-то мерзкой зеленой жидкостью. Посреди пола, у ножки покрытого омерзительными потеками и каплями слизи стола, лежало что-то, отдаленно напоминающее свернувшегося клубком человека, также покрытого тонким налетом зелени.