Алексей Константинов - Терция [СИ]

- Объясните все войскам, ночью через два дня мы возьмем Рим! - сказал Ганнибал. Командиры лишь устало вздохнули, удалились из его палатки.

...

Буря в душе Терции не утихла, а наоборот разбушевалась. Решение, казалось бы принято, но ведь ничего не помешает ей обмануть Ганнибала. Пускай глупый пуниец думает, что пожар будет устроен, пускай готовится к осаде, а Терция обманет его.

Погубить Рим своими руками - разве можно пойти на такой чудовищный поступок? Разве может она предать отца, народ, Отчизну? Люди, что жили с ней бок о бок все это время - разве можно поступить с ними так мерзко? Предательство - не самый ли страшный это грех, не самый ужасный проступок из всех, которые может совершить человек? Тебе верят, а ты все равно обманешь.

Она вспомнила Ганнибала, вспомнила выражение муки на его лице. Даже во сне он боролся с чем-то ей неведомым. Всегда трудиться на пределе возможностей, напрягать свои силы до максимума и никогда не отступать ни на шаг от задуманной цели, подменившей собой жизнь, занявшей место жизни, превратившейся в саму жизнь. Терция чувствовала, что эти слова обращены не только к Ганнибалу - они обращены к ней. Кто-то из них должен проиграть в конечном счете, либо он не сумеет погубить римский народ, либо она не сумеет его спасти. Но Ганнибал сильнее ее, Терция убедилась в этом дважды - он легко расправился с ней в первый раз, когда Коллатин пыталась его отравить, он не испугался во второй раз, когда она приставила нож к его шее. Ганнибал сильнее, он победит, в конечном счете. Так не проще ли прекратить страдания их обоих, не проще ли отдать себя всю служению не Риму, но живому человеку - Ганнибалу?

Служить мужу так же верно, как некогда она служила Риму. Слушаться его во всем, поделиться с ним своей любовью и получить хотя бы что-то взамен. Рим холоден и горд, он многоженец, но не любит никого. А Терция хотела стать не одной из тысячи, она хотела быть одной, ей требовалась забота, которой она не получила в детстве, оттого она и воспылала любовью к пунийцу, не дрогнувшему перед ее чарами, сильному и бесстрашному.

Но как же отец? Если он узнает, что Рим падет, что станет с сенатором? С какой-то мстительностью и озлобленностью Терция подумала: "Он умрет". Неужели она так плохо относилась к своему отцу, открыто презирала? Сенатор обучил ее всем премудростям,

"Нет, он меня использовал",

он привил ей любовь к Риму,

"Хотел, чтобы я беспрекословно ему подчинялась",

научил ее думать о всеобщем благе,

"Сам же заботился только о месте в сенате!"

Метания души - как же они измотали бедную девушку, как две противоположные силы измучили Терцию, довели ее до изнеможения. Погубить Рим, погубить себя ради Ганнибала? Или погубить Ганнибала, погубить себя, ради Рима?

Отец вернулся домой. Терция увидела, как сенатор проходит под ее окном. Он был доволен собой, не заметил дочки. Коллатин был счастлив, он имел право быть счастливым. Почему это право он отобрал у родной дочери?

...

Сенат прислушался к замечанию Коллатина - в ту же ночь число стражников на стенах было удвоено. Они несли вахту поочередно и обмануть их было практически невозможно.

Терция, пробравшаяся к южной стене, укрытая своим балахоном, который впрочем, здесь был бесполезен, наблюдала за перемещением караульных, прикидывая, как ей устроить пожар. Если римляне ее заметят, то Терции придется несладко. Хотя можно будет объясниться, соврать, выкрутиться. Все-таки сейчас она не в лагере пунийцев.

Но как устроить пожар, чтобы разом отвлечь всех воинов, заставить их покинуть свои посты и броситься его тушить? Главное, чтобы огонь вспыхнул сразу в нескольких местах. Только в этом случае у Ганнибала появятся шансы добиться успеха.

Посты римлян были разбросаны плотно, обойти их не удастся, тогда как быть? Скользя между стенами построек, Терция подобралась к телегам, на которых была разбросана утварь солдат. Возле них мирно дремало несколько легионеров. Устроить пожар здесь? Но они быстро проснуться, опомнятся и сумеют его потушить.

В сторонке у костра Терция увидела еще двоих солдат. Они не спали, видимо скоро предстояло сменить караульных, вели между собой беседу.

- Пуниец ушел - точно тебе говорю, - убеждал молодой конопатый солдат своего напарника постарше. - Сам видел, как его войска собирались днем. Скоро здесь будет консул, Пуниец понимает, что у стен Рима потерпит поражение.

Второй, похоже, не разделял точку зрения первого.

- Он хитрый, как лиса, его отступление очередная хитрость. Мне приходилось драться с Пунийцем, так если он что задумал, обязательно доводил до конца. Если стал у стен Рима, то будет стоять до тех пор, пока Рим не падет, - отвечал второй.

Первый хмыкнул.

- Пунийцы дикари и трусы. Их заботит только звонкая монета. Станут они рисковать жизнью, пытаясь взять Рим?

Довод подействовал, второй надолго замолчал, о чем-то рассуждая.

- А ведь и вправду - наемники понимают, что Рим им не взять, только погибнут напрасно. Прояви Пуниец настойчивость, они и от него избавиться могут.

Дальше разговор перешел на обсуждение неизвестных Терции личностей, видимо командиров и сослуживцев солдат. Девушка отошла от караульного поста на несколько шагов, окинула взглядом крыши построек, располагавшихся в этой части города.

Залить здесь все маслом и поджечь. Только такой пожар будет очень просто потушить. Нет, нужно что-нибудь хитрее. Тем не менее, Терция подобралась к запасам солдат, бесшумно стащила у них емкость с маслом, и, снова спрятавшись за постройками, вылила содержимое емкости на стену.

Она продолжила осмотр позиций обороняющихся, пытаясь найти еще одно уязвимое место. Неподалеку располагался деревянный сарай, использующийся как стойло для лошадей. Отличная цель, а главное огонь перекинется с него на близлежащие постройки.

Разгоревшийся сразу в трех местах пожар приведет обороняющихся в смятение, напугает их. Ганнибал беспрепятственно разрушит южную стену, ворвется в город и уничтожит Рим.

Спланировав все это, Терция достала из-под балахона заранее заготовленный факел, укрывшись за стенами сарая от глаз солдат, приготовилась его разжечь. В этот момент воспоминания о ночи, когда она в последний раз видела свою мать, всплыли перед ее мысленным взором.

Лукреция предала отца, тот сурово обошелся с ней, сурово, но справедливо. Мать смела ставить себя выше общины, ставить свою похоть над римлянами. Уж не повторяла ли тот же путь Терция, уж не туда ли вела ее дорожка, с которой - надумай она зажечь факел - свернуть будет нельзя?

"Одумайся, ты хочешь погубить Рим!" - закричала Терция про себя. Образ Ганнибала, теплый и манящий, оказался на одной чаше весов. Рим и отец стояли на другой. Но так ли это на самом деле? Ради Ганнибала, своего возлюбленного, устраивала Терция пожар? Или ради себя, ради желания стать женой Ганнибала? Да и есть ли у африканских варваров жены - скорее наложницей!