Алексей Константинов - Терция [СИ]

На цыпочках, девочка старалась как можно тише пробраться через атриум к таблиниуму. Участок, который она проходила, был самым опасным - если кому-то заблагорассудится выйти в зал, Терцию сразу заметят.

Как назло, в небе красовалась огромная оранжевая луна, медленно ползущая низко над горизонтом. Тусклое желтое свечение расползалось по всему атриуму через комплюквий, умудряясь заползти в самые укромные и темные уголки зала.

Крадясь по коридору, Терция подобралась к широкому окну, из которого открывался вид на сад Коллатинов. Она выглянула наружу и увидела страшную картину: двое рослых рабов выкрутили ее матери запястья и толкали вперед. Девочка растерялась, единственное, что Терции пришло в голову в этот момент - позвать отца, сообщить о том, что происходит.

Она уже собиралась закричать, но тут увидела, что сенатор Тарквиний шел позади рабов. На его лице отпечаталось бешенство, черты исказились до неузнаваемости.

"Но что они собираются делать с мамой, куда ее ведут?" - Терция испугалась не на шутку, растерянность и спутанность в мыслях - вот единственное, что она будет вспоминать, когда попытается воспроизвести эту ночь.

Рабы собирались причинить Лукреции вред, а отец словно бы не замечал этого, злился на что-то или кого-то. Недолго думая, девочка побежала к выходу из усадьбы Коллатинов. Что случится с ней, если мать пропадет бесследно?

- Мама! - закричала девочка, вылетев наружу, не чувствуя холода ночи, успевшего проникнуть под тонкую неплотную одежду.

Возглавлявший процессию Тарквиний замер, увидел дочку. Брови его сдвинулись еще ближе к переносице, глаза, казалось, вывалятся из глазниц.

- Как ты посмела! - заорал он. В крике этом не было того скрытого дружелюбия, с которым отец всегда ее ругал. Терция очень тонко чувствовала душевный настрой человека по тону его голоса, потому тут же замерла на месте, поняла, что отец и не думал с ней шутить - он вправду в бешенстве. - Я тебе покажу, как лезть не в свое дело! - Тарквиний повернулся, и хотел было пойти за Терцией, но потом видимо передумал. За это короткое мгновение все внутри девочки сжалось в крохотный комок.

- Немедленно возвращайся в кубикулу! И не попадайся мне на глаза до завтрашнего утра! - закричал Тарквиний.

Лукреция заметила дочь, глаза ее наполнились слезами, она истошно закричала и неожиданно для рабов рванула вперед. Запястья женщины выскользнули из кулаков амбалов, она проскользнула между ними, обогнула сенатора, подбежала к дочери.

- Ах Терция! - она обняла девочку, прижала ее к себе изо всех сил, которые у нее остались. - Главное не верь им, Терция, ты мне дорога. Не верь и не слушай их, - зашептала мать на ухо дочери.

Тарквиний рявкнул на рабов, те мигом оказались возле Лукреции, попытались оттянуть ее от девочки, но мать стала кричать, сопротивляться, кусаться. Тарквиний что-то произнес, тогда раб, что поменьше, с силой ударил женщину кулаком в затылок. Лукреция мигом обмякла, Терция не выдержала тяжести тела матери, коленки девочки подогнулись, она едва не упала, но рабы успели оттащить Лукрецию.

Терция громко заплакала.

- Унесите ее поскорее, - скомандовал Тарквиний, подошел к дочке. - Успокойся, - скомандовал он ей. - Не время лить слезы, Терция. Твоя мать заслужила свою участь, и пускай это послужит тебе уроком. Женщина должна быть верна своему мужу - всегда помни это правило, в нем скрыта вся мудрость мира, - патетично завершил Тарквиний. - А теперь иди спать!

Ошеломленная девочка никак не могла прийти в себя.

- Иди спать! - приказал Тарквиний. Вся злоба отца словно бы вырвалась наружу, Терция испугалась, что он бросится на нее, станет душить или отдаст ее в руки рабам, что еще хуже. За что же отец так наказывал маму?!

Разумнее было подчиниться требованиям сенатора, девочка встала и пошла обратно в особняк, стараясь ни о чем не думать, ничего не вспоминать. Возникающие в голове образы, связанные с матерью, отдавали болью в сердце. Воспоминания о тех моментах, когда она вместе с мамой гуляла по рынку, когда Лукреция объясняла, почему одну вещь можно считать хорошей, другую плохой. Неужели отец не соврал, неужели рабы и вправду уведут маму туда, откуда никогда не возвращаются?

Терция заползла к себе в кровать. Укрылась одеялом с головой и стала тихо шептать, просить богов об одном - превратить всю эту страшную, бессмысленную ночь в простой кошмар, сон, который развеется сам собой поутру.

Однако, мечтам девочки не суждено было сбыться: сенатор сдержал слово - Терция никогда больше не увидела своей матери.

...

Утром Тарквиний без церемоний вошел в кубикулу к Терции. Девочка всю ночь ворочалась в постели, плакала, уснула перед рассветом, появление отца она не заметила. Не долго думая, сенатор подошел к постели Терции, потряс ее за плечо. Девочка с трудом разлепила опухшие красные глаза, непонимающе посмотрела на отца.

- Вчера ты позволила себе непростительную дерзость, потому будешь наказана! - громко заявил Тарквиний. - Тебе запрещено покидать свою комнату, есть и пить, до тех пор пока я тебе не разрешу. Запомни на будущее - никогда не лезь в дела мужчин!

- Где мама? - все еще храня надежду на возвращение Лукреции, спросила Терция.

- Ее постигла участь, которая постигнет всякого, посмевшего предать, - заявил сенатор. Направился к выходу.

- Отец, постой, - окликнула его девочка. Тарквиний обернулся, глаза его сверкнули яростью.

- Ты я вижу, никак не уймешься? Приказать отхлестать тебя плетьми?! - прокричал сенатор.

- Разреши спросить, - совсем тихо заговорила испуганная девочка, - она предала Рим

Вопрос был абсолютно неуместен, это было понятно даже Терции, но Тарквиний почему-то смягчился. Напряженная мускулатура лица расслабилась, брови расползлись в стороны от переносицы, хищно задранная верхняя губа опустилась.

- Да, она предела Рим, Терция, - ответил Тарквиний.

Девочка вперила взгляд в пол. Она обдумывала услышанные слова, думала о том, ради чего Лукреция могла пойти на предательство. Вспоминала подвиги матрон времен рождения Республики, поведанные Парменидом. Сравнивала их с Лукрецией. Теперь последняя представлялась их антиподом. От этого теплота образа матери растворялась, сменялась прохладой, неприятием и отвращением.

Терция подняла голову, посмотрела на отца, подошла к нему, обняла.

- Надеюсь, ты как следует ее наказал, - сказала дочка.

Тарквиний растерялся, но положил руки на плечи дочери.

- Я жалел, что у меня нет сына, Терция. Но теперь понимаю, что душа настоящего мужчины может быть заключена и в хрупкое девичье тело, - сказал сенатор. - Отдохни.

Тарквиний ушел, Терция легла на постель и крепко уснула, освободившись от бремени не по возрасту тяжелых мыслей и милых сердцу воспоминаний о Лукреции.