Генри Олди - Книга магов (антология)

— Мой родич готов служить королю честно, доблестно, как и прежде, как подобает доброму вассалу, и терять за своего сеньора и кровь, и волосы, и кожу! Наше войско ослаблено после испанского похода, и, если ты, король Карл, велишь казнить графа Гвенелона, много ли останется у тебя мужей, способных вести полки? Прости его, король Карл, как велит нам наша вера! Прости ему его грех — и Господь на небесах возрадуется! Как бы войско не скорбело по Роланду — твоего племянника уже не воскресить. А граф Гвенелон еще не раз честно тебе послужит!

Он широким жестом указал на статного графа, что стоял рядом с ним, в мнимой покорности опустив голову.

— Достойно, нечего сказать! — возразил Немон Баварский. — Стало быть, вассал, который за спиной своего сеньора вступает в сговор с врагами, должен быть оправдан лишь потому, что убитых не воскресить?

— Месть хороша, когда она совершается открыто, — добавил Датчанин. — А граф замыслил предательство еще в бытность свою послом в Сарагосе. Не сам же он посылал гонца к горцам, что напали на арьергард! Горцев подкупили сарацины, а граф, зная, что предстоит нападение, даже не подумал, сколько погибнет ни в чем не повинных людей! Твоих людей, король Карл!

Бароны зашумели. Пинабель поднял руку, показав, что желает отвечать.

— А мог ли он совершить свою месть открыто, бароны? Разве вы допустили бы поединок между графами? Не раз и не два мы их мирили, потому что такова была воля короля Карла! И не из-за угла же убили Роланда — он погиб на поле боя, нападая и защищаясь, как подобает воину! Нет смерти более достойной — такую смерть, в окружении мертвых врагов, я бы и сам себе пожелал! Вспомните, каким мы нашли его — он лежал лицом к врагу!

Вспомните, какую клятву дал он в Ахене, отправляясь в поход! Вспомните, бароны! Роланд сказал, что если он погибнет когда-нибудь в краю чужом, далеком — впереди всех найдут его останки! И он сдержал клятву! Разве не счастье для всякого благородного барона, что Господь услышал его клятву и дал возможность ее честно сдержать? Прости графа Гвенелона, Карл! Доблестный Роланд, который сейчас блаженствует в раю, уже по-христиански простил графа! Прости и ты, король!

Красноречив был соранский кастелян! Он воззвал к авторитету сеньора всех вассалов, к тому, кому был обязан повиновением и сам король Карл, — к Господу нашему. Он приберег этот веский довод к самому концу речи. Более добавлять было нечего — разве что воздеть к небу обе руки, что он и совершил.

Сперва тихонько, потом все громче совещались бароны.

— Прости его, Карл! — первыми закричали овернцы. — Оставь этот суд! Прости графа!

К ним присоединились бароны из Пуату. Затем подали голос норманны.

— Прости его — он будет служить тебе, как прежде! Прости!

Тьедри смотрел на старшего. Тот недовольно хмурился и молчал. Молчал и Немон Баварский. Оджьер Датчанин плюнул и пошел прочь. Всем своим видом он показывал — ну что же, правое дело проиграно, так пусть хоть я не буду свидетелем неправого суда.

— Горе мне… — тихо произнес Карл.

Непостижимым образом Тьедри услышал эти слова. И тут же шум, поднятый баронами, словно ветром отнесло в сторону.

Из-за дальней дубравы, над лугом, где паслись приведенные из Испании сарацинские кони, над желтым полем поплыл голос Олифанта.

Тьедри мотнул головой. Он не мог сослаться на этот зов — его бы приняли за безумца. И тут же он вдруг понял, каким доводом можно одолеть Пинабеля. И быстро вышел вперед, и встал перед удивленным королем, и поднял руку, показывая, что будет говорить.

— И ты за предателя, сынок? — спросил король.

По возрасту он никак не годился в отцы Тьедри, Карлу шел тридцать седьмой год, Тьедри — двадцать третий. Но король называл так многих молодых воинов, которые ему нравились. Это позволяло ему казаться старше и, возможно, мудрее.

— Я хочу сказать, прежде всего, что я верный твой слуга, — отвечал Тьедри. — Я тоже имею право по рождению быть среди судей. И я не позволю сбить себя с толку хитро сплетенными словами. Не позволяй и ты, король Карл!

— Что ты имеешь в виду, Тьедри? — Карл словно воспрял.

— Я хочу сказать — какие бы счеты ни были между Гвенело-ном и Роландом, Роланд был на службе Франции, когда получил приказ возглавить арьергард! Служба Франции должна была стать ему защитой от всего! А когда он, справившись с поручением, вернул бы тебе перчатку, которую ты дал ему, оставляя его в Ронсевале, то настало бы время и для личных счетов!

Ответа Тьедри не услышал — в ушах стоял мощный рев, Олифант зазвучал в полную силу, как будто сам его хозяин стоял за спиной у Тьедри и трубил, и трубил!..

— Граф Гвенелон — изменник и предатель! — перекрикивая рог Роланда, закричал Тьедри. — Если он останется жив, то много раз предаст тебя, король! Он доблестный воин, но пусть умрет предательство, раз и навсегда, вчерашнее и завтрашнее, пусть умрет навеки!

Джефрейт Анжуйский кинулся к брату, но Карл, встав, удержал Анжуйца за плечо.

— Божий суд! — воскликнул он радостно. — Спасибо тебе, Тьедри! Ты стряхнул ту пелену, которую напустил сейчас соранский кастелян!

Пинабель огромными шагами пересек открытое место и, схватив за плечо, развернул к себе Тьедри. Злость на его лице была такой силы, что комкала, пронизывала судорогой правильные, красивые черты.

— Король, вели баронам прекратить этот шум! Пусть так! Пусть Божий суд! Я готов драться с этим бароном!

Он сорвал с руки лосиную перчатку и протянул Карлу.

— Я согласен! Мне нужны твои заложники, — сурово произнес король. — И ты мне дай свою перчатку, Тьедри. Твой вызов принят. Господь не допустит, чтобы победило завтрашнее предательство!

— Можно к тебе?

— Заходи, Наташа.

Каменев пригласил ее, не отрывая взгляда от бумаг. Это были очень важные бумаги на английском языке, и от того, насколько точно удастся их сейчас перевести, зависело многое — финансовая судьба «службы доверия» от них зависела, коли на то пошло. Каменев очень хотел получить этот грант — все равно же исследования велись и на чистом энтузиазме, все равно же он давал своей молодежи возможность собирать материалы для статей и даже помогал публиковаться. А вот если бы получить американский грант — можно делать все то же самое и чуточку больше, зато статьи будут опубликованы в престижных зарубежных журналах. И ставку за дежурство можно повысить…

Немолодая женщина в старом костюме из плотного синего трикотажа вошла и тихо села напротив Каменева, дожидаясь, пока он справится с бумагами.

— Ты говори, говори… — попросил он.

— Я насчет девочки, Алисы…

— Ну и что Алиса?..

— Я подключалась к линии, когда она работала.

— Ну и что?

— Саша, ты ее принимал, ты с ней целый вечер тогда говорил. Она тебе не рассказывала про свой бзик?