Генри Олди - Книга магов (антология)

— Вы, деточка, говорите, говорите, уж мы поймем, — вмешалась Коломбина. — Мы тут уже всякого напонимали, и это ваше как-нибудь осилим…

— Вы ассистентка? — повернулась к ней взволнованная заказчица.

— И ассистентка тоже. Водички попьете?

Однолюбка снова смотрела на Казимира.

— В общем, нам посоветовали ваш акушерский пункт.

— Так, — сказал Казимир.

— У нас будет ребенок.

— Поздравляю! — Казимир забарабанил пальцами по столу. — и нечего было так волноваться. Дело-то житейское.

— Нам хотелось бы хорошего, славного мальчишку, — сказал доверительно верный друг. — Пацаненка на все сто!

— Или девочку, — заулыбалась однолюбка. — Если получится девочка — пусть будет девочка.

— Можно и девочку, — не стал возражать Казимир. — Но этот момент все-таки придется уточнить.

— Девочку, девочку! — радостно потребовала будущая мамаша. — Девочек должно быть больше, так статистика показывает… Мы будем ей косички заплетать, будем гулять с ней, в школу поведем.

— Косички, так и запишем. — Казимир сделал пометку в рабочем блокнотике.

— И глазки голубенькие — запишите!

— И глазки голубенькие… Зелененьких не желаете? Пусть будут голубенькие. Голубенькие тоже неплохо смотрятся. Я когда встретил одну… впрочем, давайте лучше заниматься вашей девочкой.

— Только рыжую не делайте, — сказал верный друг. — у нас в роду рыжих не было.

— Рыжие — тоже люди! — указала ему Коломбина, сама с рыжинкой.

— Русая! — загадал Казимир. — Самый модный колер, и наболтать несложно…

— Ну, не знаю… — засомневалась однолюбка.

— Только не перетемните. Темноволосые все такие злюки!

— А жена у вас какая? — обозвалась Коломбина.

— То — жена! — со значением определил верный друг. — А то — ребенок! В классе затюкают… Вы эскизировать будете? Хорошо бы сперва на эскизы взглянуть…

Казимир зевнул и нахмурился.

— Хорошо бы вам было заранее порешать, что и как — …Вы же родители! Не я! Мое дело — удовлетворить, так сказать, запросы. А запросы мутноваты-с, вот что я вижу… Что касается эскизов, на это и не надейтесь. У каждого мастера свой подход. Я долго вынашиваю, мучаюсь образом, можно сказать, болею им — потом вдруг как зашарашу! Есть залепуха! И уже ничего не правлю, чтоб свежесть первого наброска не потерялась… Вы же хотите яркого, живого ребенка, а не бледную поганку, от которой все шарахаться будут!

— Постарайтесь, чтоб она не сутулилась, рожицы не строила!

— Родители мои дорогие! Рожицами забавляться — дело наживное! Кто ж такие вещи нарочно планирует?

Коломбина утерла губы ладонью.

— Вы про главное не забывайте: на кого она должна походить — на папу или на маму? Как бы грызня потом промеж вас не возникла.

— Скорее на папу, — предположила однолюбка. — Он у нас такой мужественный! И настоящий, верный друг!

— Мы говорим про девочку или про мальчика? — Вечный пахарь уже ничего не записывал, потому что вконец запутался в показаниях. — Вы можете изложить мне четко и ясно, чтоб я больше ни о чем не спрашивал?

— Мы хотим счастливого ребенка.

— Ну, это я как-то сразу понял. Серьги? Кольца? Прочие фити-мити?

— Если можно — дайте это намеком, чуть-чуть. Счастье не в серьгах, — задумчиво проговорила однолюбка.

— Чуть-чуть — это, извиняюсь, сколько?

— Мы принципиальные противники брильянтовой безвкусицы! — Верный друг выглядел усталым, но — держался. — В общем, сами прикиньте, чего и сколько. Мы вам доверяем.

— А если б и не доверяли — куда вы пойдете? — сказала Коломбина. — Прежние пункты все давно позакрывались. Неблагодарное это дело, хлопот не оберешься, а деточки распрекрасные — вон они какие шмыгают по городу: если не бандит — то простокваша.

Однолюбка встала и пошла к двери. С порога оглянулась на Коломбину.

— Вы, женщина, должно быть, сами бездетная — оттого и говорите странные вещи, от которых настроение меркнет.

— Я вашего настроения не касаюсь, — заверила Коломбина. — Я мужу помогаю. Уж как могу! Я ведь жертва пересортицы, Коломбина я.

Чем был особенно хорош вечный пахарь? Тем, что не просто брался за работу — но бесстрашно сигал в нее, как в колодец за оброненной драгоценностью. И никакого серьезного дела на потом не откладывал, пахать так пахать, на то и плуг торчмя поставлен, чтоб ломоть земли в отвал пошел. Не успела дверь за посетителями захлопнуться, а Казимир уже прислонил к верстаку лист фанеры, начал фломастером на той фанере контур набрасывать. Коломбина поткнулась было на кухню, но долго там не высидела, притопала в мастерскую — неутомимая ассистентка. Пристроилась на стульчике у Казимира за спиною, на некоторой дистанции, чтоб пахарь в отмашку не достал ее кулачищем, — и задышала сокрушенно, заворчала: что теперь будет, идолище? что будет?..

— То и будет: ребенка делать будем, — отвечал самоуверенно вечный пахарь. — Ты, Коломбина, замри на часок, не мешай, во мне как раз образ вызревает. Внутреннее видение включилось.

— При чем тут образ? Они ребенка хотят. Бутуза, школьника, студента. Надежу и опору, годненького, красивенького…

— Вот я его с тебя и срисую! — беззаботно пошутил Казимир.

— Грех такой!.. — вздохнула она. — Берешься — сам не знаешь, за что… Лучше бы вообще ничего не делал.

— Хороша ассистентка! — Казимир продолжал увлеченно размалевывать фанерный лист. — Ничего не делать… Чем же это лучше? Как ты это себе представляешь: вечный пахарь — и вдруг ничего не делает? Я ведь не приспособлен бить баклуши, без настоящего дела сам не свой становлюсь. Я — раб лампы…

Он отбежал на несколько шагов, чудом не столкнувшись с ассистенткой: его откинула от фанеры необходимость глянуть на творение издалека, обозреть его в целом…

Коломбина вместе со стулом сдвинулась в сторону.

— Правое плечико не закосил?

— Тело должно выражать динамику жизненных устремлений.

— А что это у нее из головы вытыкается?

— Косички, что ж еще.

— Косички? А вроде как две колбаски прилепились…

— Я же еще до детальной проработки не добрался! — прошипел Казимир. — Ты либо молча сиди, либо исчезни.

— А черточки у нее на лобике откуда?..

— Это не черточки, это складки такие. Когда человек не дурак и в голове у него мысли бродят — кожа у него над переносицей складками прессуется. Они же умницу заказывали, я и делаю умницу.

— Красить-то когда начнешь?

— Уже начинаю!

Красил вечный пахарь старательно, высунув от напряжения кончик языка и как бы повторяя им движения кисти. Потом вдруг кинулся перекрашивать почти готовое платье, решив, что набросок все же тянет больше на мальчика, для девичьего образа все несколько грубовато, а косички легко уберутся в процессе выпиливания — так даже проще будет. И никаких фити-мити, пацан есть пацан. Коломбина отнеслась к внезапному преобразованию благосклонно, хотя и продолжала удивляться деталировке: а это у него что? а здесь оно куда завернулось? — так они работали до наступления сумерек, забыв про обед, забыв про все на свете. Краску вечный пахарь использовал скоросохнущую, клеевую (после лачком пройдусь, оно закрепит!), так что лобзик был пущен в ход тем же вечером.