Елена Бергман - Мир львинов

Среди ногама потери оказались ужасны — более сорока мужчин и два десятка женщин было убито, почти все старики сгорели в огне, не сумев или не захотев покинуть свои дома, пропала половина маленьких детей. От древесного племени, и без того уже потрепанного войной, осталась едва лишь треть, почти все — раненые. Что будет с ними дальше? Смогут ли они выжить в лесу?

Эрих, неслышно ступая, подошел и сел рядом. У мальчика левая рука висела на перевязи, пробитая ударом копья, и заплыл правый глаз — защищал дочку Мии от вражеского воина и попал под удар. Варму молча обнял пацана за плечи и прижал к себе.

Мальчишка тихо сказал: — Я говорил с людьми. Ногама идут с нами. Мое племя примет их.

Варму кивнул — это был выход! Но он все еще сомневался:

— А если не примет?

— Примет. — уверенно ответил Эрих. — Львинов приняли, а людей прогонят? Да ни за что! Воины всегда нужны!

Варму лишь вздохнул — сколько их там осталось, воинов! Полтора десятка. Плюс тридцать женщин. И сорок детей.

Еще не забыть трех вполне еще бодрых старух и одного дедушку, совсем уже дряхлого и едва держащегося на ногах… Да, пожалуй, что и примет…

Привлеченные голосами, приковыли Барам и один из львинов. Оба шатались и поддерживали друг-друга. Варму улыбнулся про себя: уж больно забавно смотрелись эти двое — огромный мускулистый дикарь и стройный, гибкий львин…

— Ногама ходить народ Эрих. — сообщил Барам. — Ногама мало…Много ногама мертвый… — и заплакал.

Юноше стало нестерпимо жаль его, в одну ночь потерявшего сына, дом и стольких друзей, но он был бессилен помочь. Бараму еще повезло — совсем недавно Варму перевязывал мальчика, у которого погибла вся семья, кроме годовалой сестренки, и ребенок в девять лет стал теперь малышке и за маму, и за папу. Но юноша не стал ничего говорить — он не был жестоким. У каждого есть право на горе и скорбь…

Две женщины принесли поесть, и Варму поел. Потом проснулась Мара. Обнаружив, что ее любимый муж до сих пор не спит, молодая женщина мягко, но решительно уложила его на свое место и сидела рядом, пока Варму не задышал ровно и глубоко. Юноша не противился — после всего пережитого отдых был ему даже нужнее, чем пища. Он проспал целые сутки, и никто его не будил…

Серая медведица была уже немолода. Ее глаза, и так близорукие по природе, теперь почти ничего не видели, слух и обоняние притупились, зубы стерлись, а суставы болели.

Медведица была голодна, очень голодна: чуть более месяца назад у нее, скорее всего уже в последний раз, родились медвежата. Малыши были прелесны, и она любила их без памяти, но детей надо было кормить. А откуда у старой, не евшей три дня матери возмется молоко? Вот именно — ниоткуда! Медвежата высасывали последние силы…

Медведица вылизывала их и думала только о еде. Как известно, серые медведи — плотоядны. Они презирают ягоды, корни и грибы. Их рацион состоит из мяса, живого, истекающего кровью теплого мяса. Но мясо не придет в рот само — его надо ловить, а медведица не могла охотиться…

Положение казалось безвыходным — и мать, и обоих ее детенышей ждала голодная смерть. Накормив малышей остатками молока, медведица встала и, превозмогая слабость, вышла из пещеры на солнышко — пусть напоследок согреет ее старые кости…Улегшись на широком каменном уступе, она жмурилась и нюхала воздух в надежде, что ветер донесет хотя бы запах падали… И ветер-таки донес! Моментально проснувшись, старая мать принюхалась тщательнее — определенно, пахло тухлым мясом и свежей кровью! Ее старое сердце учащенно забилось — еда! Еда для нее и ее детей! Они будут жить! И, гонимая голодом, хищница шагнула на тропу. Нос вел ее вперед…

Спустившись с горы, медведица с трудом перебралась через неглубокий овражек и вошла в лес. Кругом высились кедры, лапы неслышно ступали по толстому слою старой хвои. Как хорошо было в лесу, как вкусно пахло разнообразной живностью… Вот след белки, здоровой, сильной белки. Но прыгунья шустра, и медведице ни за что не поймать ее. А здесь совсем недавно пробегал заяц… Изголодавшаяся мать глухо застонала: о-о, с каким наслаждением она сейчас съела бы этого зайца! Двух зайцев, трех! И даже десяток! Где ты, заяц? Нет зайца…Снова подул ветер и принес запахи крови и смерти, и хищница, не в силах им противиться, побрела на зов: там, впереди, ее ждала пища! Много пищи! И будь что будет…

Ветер привел старую мать к реке. Медведица остановилась было в нерешительности, напуганная следами недавно отбушевавшего пожара, но запах тлена пришел именно отсюда, а есть хотелось невыносимо, и она решилась — осторожно ступая по обгорелой земле, шагнула вперед, ведомая обонянием, и очень скоро нашла искомое — маленькое, похожее на обезьянье, тельце, присыпанное пеплом. Мясо! Пусть несвежее, но мясо!

И медведица начала есть. Она ела, и ела, и ела, пока ей не начало казаться, что ее живот сейчас лопнет. Рядом с непонятной обезьянкой лежала еще одна, чуть побольше, тоже — мертвая, и медведица решила прихватить ее тельце про запас. Обезьянка показалась ей довольно тяжелой, но голод был страшнее, и, напрягая остатки сил, хищница все таки дотащила добычу до пещеры. Медвежата встретили ее голодным плачем, и она улеглась, подставляя им соски — впервые за много дней полные молока.

«Спасибо вам, обезьянки…»- подумала медведица, засыпая. Голод больше не мучал ее.

Добытой обезьянки хватило ненадолго — уже к вечеру от нее остался лишь тщательно обглоданный скелетик; медвежата сосали, и их мать вновь проголодалась. Опять пришлось подниматься и тащиться к реке. Медведица не спешила — ее старые кости болели. Доплетясь до пожарища, хищница принялась за поиски и под завалом из обугленных веток нашла еще одно тело — на этот раз большое и покрытое шерстью. «Хвостатая обезьяна» — решила она и начала было есть, но тут прибежала целая стайка живых и шумных обезьян, они кричали и размахивали палками и даже кинули в медведицу несколько камней. Один из булыжников попал хищнице в глаз, причинив боль, шум раздражал, и старая мать разозлилась. Громко зарычав и поднявшись на задние лапы, она бросилась вперед, но обезьяны разбежались, и медведица спокойно насытилась. У нее не было сил тащить недоеденное тело в логово, и хищница ушла, чтобы назавтра заявиться снова.

Под завалами оставались еще мертвые, но медведица не желала больше тухлятины и решила попробовать поймать одну из живых обезьян, суетящихся на берегу. Она направилась к реке и была встречена целым градом камней и палок. Одна из этих палок вонзилась в самый кончик ее чувствительного носа и осталась торчать. Голодная медведица пришла в бешенство — со страшным рыком кинулась она на обидчиков, но противные обезьяны оказались слишком проворны. Лишь одна, маленькая и хвостатая — очевидно, детеныш, не успела убежать — упала, запнувшись за корень, и теперь лежала на земле, с ужасом глядя на приближающееся чудовище.