Елена Бергман - Мир львинов

Эрих и Мрах успели лишь поднять копья… Рогатые чудовища налетели, словно вихрь, грозя растоптать наглецов, но юные охотники, быстрые и гибкие, в последний миг успели откатиться в сторону. Бизоны яростно взревели и остановились, отыскивая врагов налитыми кровью глазами. Они были близко, очень близко…

Сразу три копья взлетели в воздух, но только два из них поразили цель- рука Мраха в последний момент дрогнула. Замахиваясь, львинен слишком сильно высунулся из травы, и быки вновь заметили его. Оба животных были ранены, но боль от засевших в толстых шкурах копий только разозлила их. Бизоны, бросились на Мраха. Эрих, не раздумывая, прыгнул им наперерез с дубиной в руках.

— Куда? — заорал Варму не своим голосом, но опять опоздал: быки налетели, как ураган. Гибкий Эрих легко увернулся от одного из них, его дубина прочертила в воздухе дугу и обрушилась на череп животного. Бизон споткнулся и рухнул на землю, оглушенный, но, падая, сумел зацепить юношу рогом. Вскрикнув, Эрих рванулся в сторону, и тут на него налетел второй бык, и Эрих, поддетый его мощными рогами, взлетел в воздух. Разьяренный зверь протащил юношу несколько десятков локтей, потом небрежно взмахнул головой, стряхивая неудачливого охотника на землю, и нос к носу столкнулся с Варму. Вооруженный лишь длинным узким костяным ножом, русоволосый не растерялся. Отшатнувшись, человек льва пропустил быка, и когда зверь пробегал мимо, ловким движением схватился за один из его рогов. Миг, и Варму оказался на спине чудовища, вгоняя нож прямо в его налитый кровью глаз. Острие достигло мозга быка и сломалось. Бизон рухнул на землю бездыханный, едва не подмяв под себя храбреца, но ожидавший этого Варму успел спрыгнуть с его спины. Прокатившись по траве, охотник легко вскочил на ноги. Кто-то из молодых воинов дал ему копье, и русоволосый осторожно приблизился к поверженному быку, готовясь добить его, но бизон не шевелился — он был мертв. Варму огляделся — стадо удирало в степь, лишь две коровы, отбитые второй группой охотников, да быки остались лежать в траве. Что ж, неплохая добыча, впрочем, оплаченная кровью друга…

Бросив копье, Варму устремился к тому месту, где лежал Эрих. Русоволосый ни минуты не сомневался, что юноша погиб. Каково же было его удивление, когда он увидел, что тот дышит! Состояние его ран привело Варму в ужас, но Эрих был жив. Возможно, еще удастся его спасти…

И Варму принялся за дело. Опытный и умелый лекарь вспомнил былые навыки, и очень скоро Эриха, наскоро перевязанного, уже несли на носилках в поселок. Варму шагал рядом, полный мрачных дум. Он совершенно не представлял себе, что скажет Ранэ, и боялся встречи с ней. Эрих лежал, неподвижный, на носилках, истекая кровью…

Эрих лежал, распластанный, на набитом сухой травой матрасе, в жару и бреду. Его терзала боль. Юноше приходилось раниться и раньше, и он думал, что умеет стойко переносить страдания. Наивный! Эта боль отличалась от прежних, как матерый тигр от месячного котенка, хотя у обоих, вроде, есть и зубы, и когти…

Боль начиналась в правой руке, закованной в лубок, медленно переползала в левый бок, а оттуда — в правое бедро. Она жгла и грызла, ослепляла и оглушала, усиливаясь с каждым вздохом, и от нее не было спасения. Эрих качался на ее волнах, то погружаясь с головой, то ненадолго выныривая на поверхность. Для него больше не существовало ничего, кроме боли. Поначалу раненый пытался терпеть, но боли оказалось слишком много… Эрих кричал бы, если б мог, но у него не осталось сил на такую мелочь, как крик, и лишь тихие, жалобные стоны срывались с его обметанных лихорадкой губ.

Затуманеное жаром сознание рождало кошмарных чудовищ. Рыча и скалясь, толпились они вокруг постели, и вонзали в него зубы и когти, причиняя юноше новую и новую боль. Эрих умолял их о пощаде, но они не слушали. Одно из чудовищ оказалось особенно настырным. Оно тормошило раненого, заставляя пить горький отвар. Эрих не хотел пить отвар, но боялся, что страшилище разгневается и добьет его, и, давясь, глотал мерзкую жидкость. Чудовище хвалило его, почему-то голосом Варму, и исчезало, чтобы вскоре явиться снова.

Клацая зубами, оно снимало с ран Эриха повязки и принималось ковыряться в его воспаленной, сочащейся гноем плоти, и это было не просто очень больно — безумно, невыносимо больно. Иногда юноше везло, и он терял сознание, погружаясь во тьму, но чаще всего несчастный просто лежал, не в силах ни уползти прочь, ни даже отстранить мучившие его руки. Он плакал от нестерпимой боли и просил чудовище прекратить, но то лишь хохотало мерзким, издевательским смехом. Очистив раны и наложив чистые повязки, чудище удалялось, а боль утихала ненадолго, и Эрих, совершенно измученный, засыпал беспокойным, горячечным сном. Очень редко бред отступал, и тогда юноша видел склонявшихся к нему Варму, Ранэ или Мраха: они говорили что-то, но раненый не мог разобрать ни слова — их голоса сливались в непрерывный глухой гул. Потом все вокруг снова заволакивала горячая пелена, и Эрих погружался в бесконечные кошмары…

Юноша не знал, сколько дней и ночей провел он в жару и бреду — там, среди чудовищ, не было времени. Однажды ночью он очнулся. Боль больше не терзала его. Не то чтобы она ушла совсем — нет, она не исчезла, но стала вполне терпимой. Голова прояснилась, чудовища исчезли. Хотелось пить. По щеке ползла муха, щекоча лапками кожу. Эрих попытался было поднять руку, чтобы прогнать докучливое насекомое, но едва смог пошевелить пальцами. Муха поползала еще немного и улетела, взмахнув крылышками, и раненый вздохнул было с облегчением, но тут у него зачесался нос. Пить хотелось все сильнее и сильнее, нос чесался почти нестерпимо, и несчастный застонал от собственного бессилия. Его стон был услышан — раздались торопливые шаги, и Эрих увидел склоняющегося к нему Варму. Вид у русоволосого был измученный, вокруг глаз залегли глубокие тени, как у человека, который очень давно не спал по человечески. Эрих с трудом разлепил растрескавшиеся губы и прошептал: — Нос…

Варму озабоченно нахмурился и потрогал больному лоб. Убедившись, что жара нет, человек льва удивленно поднял брови.

— Нос… — повторил Эрих, и чихнул. Вспышка боли пронзила бок, и раненый едва слышно охнул. Проклятый нос продолжал чесаться.

Варму не понимал, и юноша начал злиться.

— Нос! — выдохнул он из последних сил. — Почеши!

И снова чихнул. Русоволосый лекарь наконец внял его просьбе и почесал, и Эрих испытал неописуемое блаженство. Варму снова пощупал ему лоб, заглянул в глаза, и вдруг просиял.

— С возвращением! — сказал он, улыбаясь.

Эрих недоумевал — с чего такая радость?

Ну приболел маленько, ну рука сломана… Ерунда!