Сергей Калашников - Жизнь на двоих

Вот группа придворных, ожидающих утреннего выхода королевы. Замираю в дверях и пережидаю череду церемонных поклонов. Примерно в половине из них отмечаю самолюбование — выделывая сложные, почти танцевальные экзерциции, пажи словно кричат во весь голос: «А вот, как я могу!» В движениях остальных улавливается разное — эта смесь демонстрируемых эмоций пока сложна для меня.

Киваю и вхожу в спальню. Как же я соскучилась по маме!

Чтобы не выдать этого, молчу и слушаю, изредка кивая.

— Так как же ты думаешь поступить с твоим будущим замужеством? — ага, передо мной теперь королева, требующая от наследницы престола принятия важного для государства решения.

— Мы расстанемся с принцем Домиником. Но мне потребуется ещё несколько дней для того, чтобы уладить это мирно, дабы не нанести обиды ни ему, ни его батюшке, — спокойно произнесла я.

— Хорошо, доченька. Славно, что ты, наконец-то перестала упрямиться, — мама улыбнулась.

На этом мы и расстались.

Разумеется, о своём замужестве я никому не сказала. Ульянка, мне кажется, поняла это и без слов. И её несносный Домик разумеется всё от неё узнал. Он часто «гуляет» по окрестностям и не всегда возвращается во дворец ночевать.

На самом деле я тоскливо и безнадёжно завидую сестре. Она просто и по-глупому счастлива. Эх-х-х.

Одним словом, переодеться в простолюдинское платье и среди белого дня выйти в город — чистое безумие. Но я сделала это, словно повинуясь внутреннему толчку. Сказала Соньке, что у меня заболела голова и заложила дверь спальни кочергой. Всё. Вперёд. Садовая калитка по-прежнему хранит нашу тайну.

Сейчас, в разгар дня, любимый должен трудиться в своей мастерской. Я просто посижу рядом и посмотрю, как он починяет башмаки. Скажете, что это у меня помутнение разума под действием гормонов? Помутнение — несомненно. Но гормоны тут не причём. Работает совсем другой механизм. Я ещё не поняла какой, и в Улькиных тетрадках ничего на эту тему мне не встречалось. Как будто какого-то кусочка души не хватает.

Любовь — это не только химия. Товарищество, дружба, мирное сосуществование или симбиоз — наверное, у каждой пары это бывает по-своему. И я не знаю, как будет у нас. Но отношения тайных любовников не кажутся мне идеальным вариантом. Так что я растеряна и хочу к мужу. Хотя бы рядом посидеть.

Тупичок, куда выходят крылечки лавок, грязен и уныл. Падающий снег тает, и земля размокла. Если в центральной части города каменные мостовые просто сырые и покрытые мусором, то здесь, ближе к окраинам под ногами чавкает размокшая земля и ноги скользят по глине. Однако, небывалое дело! Тут стоят две тачки, с песком и с камнями, и Савка ловко укладывает пластинки плитняка, устраивая мостовую. Ему помогают два мальца, а рядом на стуле сидит старикан и указывает, как повернуть, да куда положить.

Я встала на сухое место и замерла. Смотрела на движения озябших, в цыпках, рук мужа и меня отпускало напряжение. Сама я, недавняя — деловая и сосредоточенная, деятельная и решительная — возвращалась к жизни в моём собственном теле.

Кто-то привёз тачку, Савку оттёрли в сторону со словами:

— Отойди, криворукий. Опять за тобой придётся переделывать.

Он распрямился, повернулся в мою сторону:

— Что, Уля, башмак порвался? Так заходи, зашью, — распахнул дверь своей мастерской, и я двинулась в его сторону. — В такую погоду обувь надо гуще ваксой пропитывать, — продолжал он, пропуская меня. И, едва звякнула щеколда закрывшейся створки, залепил мне рот поцелуем. Шифровщик!

Мы просто сидели и смотрели друг на друга. Тусклое окошко пропускало немного света, падавшего туда, где стояла сапожная лапа, и лежали инструменты.

— Кто это выдумал мостить тупик?

— Я. Всё равно клиенты ни к кому не идут через нашу грязюку. Вот и скинулись мы с соседями. А то без заработка и оголодать недолго. Купили камня, песка, мастера наняли.

— И во что, интересно, обойдётся замостить этот проулок?

Савка назвал цифру, а я принялась про себя умножать, подсчитывая расстояние до Урпта и оценивая, во что встанет казне хорошая всепогодная дорога до границы. Изрядно, однако. Но нести эти расходы необходимо. Почему? Потому что Ассарские плавильни задыхаются без Гринрингского угля. Металл дорожает — его делают всё меньше и меньше, и выручка от продаж продолжает падать, потому что товара не хватает и поступления в казну уменьшаются.

А с Туки необходимо срочно мириться. Не лично, а странами. И налаживать то, что разрушила война.

Вот. Как только восстановилось моё душевное равновесие — сразу в голове закопошились правильные мысли. Интересно, насколько хватит одной такой подзарядки?

Между тем Савка поглядывает на меня с нетерпением. Понятно — его ждут дела, а я всё не ухожу. Гад он. Злобный эгоист и вообще — простолюдин, не понимающий тонкости куртуазного обхождения. Вот вернусь из Урпта, и отомщу. Жаль, что надо срочно переговорить с маркизом, а то бы я уже сегодня вечером… а вот это уже гормоны.

Чмокнула своего мучителя и убежала. На душе сделалось прозрачно и мысли стали чёткими. Немного сердитыми, пожалуй. Никогда бы не подумала, что злиться на любимого, это так бодрит.

Ещё не успела дойти до садовой калитки, как уже в голове у меня сложился коварный план.

— Матушка. Хочу прогуляться до Урпта. Мне кажется, я давненько не видела любезнейшего маркиза и этот благородный человек может подумать, что мы совсем забыли о нём, — я щебечу это, кукольно хлопая ресницами, и немного жеманно тяну гласные.

— Жаль, что я не могу составить тебе компанию, — Её Величество вздохнула. — Конные гвардейцы будут ждать тебя завтра утром.

— Отлично. Спасибо, ма. А пока я разомну Серко, — и, увидев кивок, продолжила, обернувшись в сторону пажей: — Передайте груму, что я уже одеваюсь.

Ох, и темп я взяла! Прямо торнадо, а не принцесса. Это потому, что злюсь на Савку. Нет, это надо же! К нему наследница престола пожаловала, а он торопится камни в мостовую укладывать! Он за это поплатится. Всю жизнь будет этим заниматься, когда меня рядом нет.

Позади скачет Отец-Настоятель. Комья грязи из под копыт наших с грумом лошадей залепили его с ног до головы, и я радуюсь этому каждый раз, когда оглядываюсь, чтобы его поторопить. Гнев на мужа нарастает в моей груди всё сильнее и сильнее. Вообще-то я немного вспыльчива и слегка злопамятна, но подобное раздувание от злобы со мной впервые. Это — тяжёлое чувство женщины, оскорблённой в самом лучшем и нежном своём чувстве. И ведь знаю — ничего не изменится и в будущем. Этот гадёныш Савка всегда будет считать свои дела важнее моих чувств, потому что он — человек дела, а не… вот именно. Он иначе устроен и с этим ничего не поделаешь. Поэтому мне так спокойно с ним и так надёжно.