Энтони Берджесс - Сумасшедшее семя

Тристрам проснулся на заре, слыша чириканье птиц; протер глаза под холодную далекую бас-флейту кукушки. Появился священник со складным алтарем и зевающий мальчик-служка с крестом.

— Introibo ad altare Dei [43] Приидите к алтарю Божию (лат.). . К Богу, даровавшему радость юности моей.

Освящение жареного мяса (хлеб и вино, без сомнения, скоро вернутся), раздача на завтрак причастия. Умывшийся, но небритый Тристрам поцеловал на прощанье новых друзей и отправился северо-западной дорогой на Рагли. Прекрасная утренняя погода вполне могла продержаться весь день.

Дионисийские буйства в Сэндоне, Мифорде, на перекрестке близ Уитмора, а в Нантвиче проходило нечто вроде ярмарки. Тристрам с интересом увидел звонко сыпавшиеся на прилавки ручейки мелких монет (стрельбище, «тетушка Салли» [44] Народная игра, в которой с определенного расстояния выбивают битой глиняную трубку изо рта деревянной женской головы, установленной на столбе. , силомер, брось-монетку-в-счастливый-квадрат): видно, люди снова работали и зарабатывали. Еда (он заметил среди колбас и кебабов маленьких пятнистых птичек) продавалась, а не раздавалась бесплатно. Зазывалы настойчиво убеждали мужчин заплатить таннер и поглядеть на Лолу и Кармениту в сенсационном танце с семью покрывалами. Казалось, как минимум, в одном городе новизна плотской свободы начинала тускнеть.

В самых низменных формах оживало искусство. Сколько минуло времени с той поры, когда кто-нибудь в Англии видел живую игру? Люди на протяжении поколений лежали на спине в темноте своих спален, подняв глаза на голубой водянистый квадрат в потолке: механические истории о хороших людях, не имевших детей, и о плохих, их имевших; влюбленные друг в друга гомики; подобные Оригену [45] Ориген (ок. 185–254) — христианский теолог, философ, филолог, соединивший платонизм с христианским учением и осужденный как еретик. герои, оскопившие себя ради глобальной стабильности. Тут, в Нантвиче, покупатели выстроились в очередь у большой палатки, желая посмотреть «Несчастный отец: Комедия». Тристрам встряхнул свою маленькую горстку монет, подсчитал цену билета: полторы септы. Ноги у него устали; надо бы где-нибудь отдохнуть.

Должно быть, думал он, стиснутый на скамейке, вот такой была первая греческая комедия. На скрипучей платформе, освещенной двумя неуверенными лучами, актер, читавший текст от автора, с огромным фальшивым фаллосом представлял и грубо комментировал простую непристойную историю. Лысый муж-импотент (импотенцию символизировал обвисший гульфик) имел огневую жену, которая регулярно беременела от похотливых любовников, и в результате полный дом детей. Со временем бедняга, оскорбленный, осмеянный и поруганный, разбираясь на улице в приступе ярости с парой наставлявших ему рога бездельников, получил звучный удар по макушке, корчась от боли. Но — чудо! Удар по голове странным образом подействовал на нервную систему: гульфик расправился, вздернулся: он больше не был импотентом. Однако, придумав хитрый план, с легкостью стал пробираться в дома любовников своей жены, где имелись женщины, и забавляться с ними, пока хозяин на работе. Восторженный рев. В конце концов он велел своей жене собрать манатки и превратил дом в сераль. Комедия закончилась фаллической песнью и пляской. Ну, думал Тристрам, покидая в сумерках палатку, скоро мужчины станут одеваться козлами, представлять первую неотрагедию. Может быть, через год-другой начнутся мистерии.

У одного дымящегося лотка с едой маленький мужчина продавал одиночные листки бумаги инкварто; торговля шла бойко.

— «Эхо Нантвича», — кричал он. — Всего один таннер.

Многие стояли и читали с разинутым ртом. Тристрам, несколько трепеща, потратил одну из последних монет и понес газету в уголок, скрытно, как несколько дней назад нес свой первый кусок мяса. Это — газета — было почти таким же архаичным, как комедия. Лист с обеих сторон покрывал слепой шрифт, под названием «ЭКО ННТВЧ» — надпись: «Отпечатано с микроволнового передатчика Мининф 1.25 пополудни. Издатель Дж. Хоутри». Частное предприятие: начало Гусфазы. Тристрам глотал новости не жуя. Мистер Окэм получил от Его Величества предложение сформировать правительство; имена членов кабинета будут объявлены завтра. Общенациональное чрезвычайное военное положение; немедленное установление централизованного контроля над региональными (нерегулярными) вооруженными силами; региональные командиры отныне должны обращаться за распоряжениями в провинциальные штаб-квартиры, перечисленные ниже. Ожидается восстановление регулярных коммуникационных и информационных услуг на протяжении сорока восьми часов. Приказано вернуться к работе в течение двадцати четырех часов, за отказ суровое наказание (без спецификации).

Вернуться к работе, вот как? Тристрам задумался об этом, подняв взор от газеты. Стоявшие вокруг мужчины и женщины читали, шевеля губами или быстро пробегая глазами, открыв рты, озадаченные, восхищенные. Никто не бросал в воздух шапок, не кричал ура в честь новостей о восстановлении стабильности. Вернуться к работе. Официально он должен по-прежнему быть безработным, посадка в тюрьму автоматически лишала государственного служащего его должности. Ему надо прорваться на Государственную Ферму С3 313. Разумеется, первым делом жена и дети? (Дети? Один из них умер.) Впрочем, в любом случае он официально не получал никакой информации.

Сегодня вечером надо бы постараться добраться до Честера. Он купил себе за таннер причастие — большую колбасу — и, жуя, пошел по честерской дороге. Шагающие ноги подбадривал доносившийся из глубин памяти ритм афористичного катрена какого-то забытого поэта:

Капитан Лузли пожирал трещавшие крохи новостей, пойманных по микроволновому радио на приборной доске.

— Вот, — сказал он с гадким удовлетворением, — это их научит, видите ли. Будет чуть больше уважения к закону и порядку.

Как грубо сказал ему в тот день в тюрьме Тристрам Фокс, он не обладал познаниями в историографии, не имел представления о цикле. Юный Оксенфорд, ведя машину, кивал без особого убеждения. Он был сыт по горло; поездка выдалась поганая. Полицейский паек скудный, в желудке у него урчало. Ядерный мотор фургона Поппола несколько раз сбоил, а механиком-ядерщиком Оксенфорд не был. Выезжая из Честера, он ошибся дорогой и радостно пер на запад (дело было вечером, а он к тому же не астронавигатор), обнаружив ошибку только в Долгелли (столбы с указателями выкопали на растопку). В Молвиде, на Уэлшпул-роуд, мужчины и женщины с живой веселой речью и с лицами чудотворцев остановили их. Этих людей очаровали близнецы Беатрис-Джоанны («до чего хорошенькие»), но враждебно настроили высокомерные манеры и дрожащий пистолет сержанта Имиджа.