Владимир Васильев - Настоящая фантастика - 2009

Эрнесто бросил на Фиделя выразительный взгляд, кивнул ему. Они уже понимали друг друга без лишних слов.

От дворца Гевара направился к скверу, посреди которого в два человеческих роста высились выщербленные, изгрызенные тропическими ливнями и солеными морскими ветрами руины крепостной стены, что когда-то окружала Старую Гавану. Эти развалины не имели никакого отношения к нынешним военным временам, они остались с тех пор, как лет восемьдесят назад испанский наместник приказал разобрать за ненадобностью городские стены, которые обветшали настолько, что портили городской пейзаж. Средневековые городские укрепления снесли, оставив лишь несколько фрагментов «для истории» — в парках и скверах, разбитых на месте этих укреплений.

Впрочем, совсем рядом со щербатыми камнями старинной стены зияла глубокая воронка, а стволы пальм были иссечены осколками.

Миновав сквер, Эрнесто и Фидель углубились в Старую Гавану, и у Фиделя, как и всегда в последнее время, когда ему приходилось бывать в старом городе, болезненно сжалось сердце. По сути, Старой Гаваны, части города, до недавней поры сохранявшей колониальный облик, больше не было. После массированных американских бомбардировок там не осталось ни одного целого здания, многие кварталы были стерты с лица земли, превращены в груду щебня. Правда, когда бомбардировки прекратились, немцы мобилизовали горожан на расчистку руин, поэтому теперь по улицам можно было ходить, не опасаясь, что на тебя обрушатся обломки.

— Впечатляет? — спросил Гевара, показывая рукой на черные руины.

Фидель лишь угрюмо кивнул.

— Ничего, после войны отстроим, — пообещал Эрнесто, вздохнув. — А тебя, кажется, Фиделем звать? Я тебя сразу узнал.

— Я тебя тоже, — ответил Фидель.

— Ты сильно изменился с тех пор, — сказал Гевара. — Повзрослел, возмужал…

Услышав эти слова, Фиделю вдруг страшно захотелось рассказать Эрнесто обо всем, что случилось с ними за эти месяцы, поведать о страданиях, которые довелось пережить за месяцы оккупации, — но он лишь нахмурил густые брови, подавив желание выговориться. Посчитал, что его порыв мог быть истолкован неправильно. Вместо этого спросил, бросив на Эрнесто быстрый взгляд исподлобья:

— Ты помнишь Марию?

— Какую Марию? — Гевара остановился, внимательно посмотрев на Фиделя.

— Студентку Технического университета. Ты познакомил нас на вечеринке, за несколько дней до войны.

— Честно говоря, я не помню, — ответил Эрнесто, запустив пятерню в шапку густых черных волос. — Нет, не помню…

— Жаль, — вздохнул Фидель.

— А почему ты спросил?

— Когда я тебя увидел, то сразу вспомнил, что ты был знаком с Марией и подумал, что можешь знать, что с ней стало, жива она или нет.

— Понимаю, — тихо проговорил Эрнесто. — Но, к сожалению, ничем не могу тебе помочь. Я действительно не помню, о ком идет речь. Извини, — он виновато развел руками, и прибавил шаг.

Пропетляв по лабиринтам узких улочек-ущелий, сдавленных хмурыми стенами, они вышли на такую же мертвую и безжизненную, как и вся Старая Гавана, улицу Обиспо — улицу Епископов — и остановились у дверей старинного особняка, который меньше других пострадал от бомбардировок. Однако и этот особняк глядел на мир пустыми глазницами окон.

Однако когда Гевара громко постучал в потемневшую от времени тяжелую дверь с железной ручкой, та тут же, жалобно скрипя несмазанными петлями, отворилась, словно его прихода ждали.

В узком проеме показалась блестящая на солнце голова негра.

— Ты что-то долго, — гундосо буркнул негр, выходя из-за двери, и Фидель смог по достоинству оценить его атлетическую фигуру.

— Так получилось, — коротко ответил Эрнесто.

— А это кто? — негр подозрительно покосился на Фиделя.

— Он — со мной.

Угрюмый негр молча посторонился, уступая дорогу. Очевидно, что с Эрнесто здесь считались.

— Еще не поздно передумать, — обернулся Гевара из дверного проема.

Фидель понял, о чем идет речь, и решительно покачал головой. Он не знал, что нужно говорить в таких случаях, как и о том, что его ждет, когда он переступит порог этого заброшенного дома. Однако он уже принял самое важное в своей недолгой жизни решение, надеясь, что никогда не пожалеет об этом, что бы потом ни случилось с ним.

Он должен расквитаться с гансанос за всех, кого он потерял за эти месяцы. В первую очередь за отца и брата. И за Марию, которую он потерял, так и не успев обрести.

— Ты сам выбрал свою судьбу, — без улыбки, серьезно произнес Эрнесто.

Фидель в ответ лишь наклонил голову. Ему не хотелось ничего говорить, сейчас все слова казались неуместными и фальшивыми. Похожий на атлета угрюмый негр взирал на Фиделя с интересом, но тоже молчал.

— Пошли, — кивнул Гевара Фиделю.

Дверь, надсадно скрипя, закрылась за их спинами, и стало темно и чуть жутковато, как если бы Фидель спустился в кладбищенский склеп.

Некоторое время они шли через гулкие анфилады высоких и пустых комнат. В помещении царил полумрак, и Фидель то и дело спотыкался о разбросанные в беспорядке нагромождения стульев и каких-то коробок.

— Что здесь раньше было? — спросил он у Эрнесто, который ориентировался в темноте так, словно у него было кошачье зрение. Да и походка его напоминала кошачью.

— Какой-то частный музей.

— А где его хозяин?

— Кто его знает… Уехал в Штаты. Или погиб. А культурные ценности вывезли гансанос…

По узкой и крутой винтовой лестнице они спустились в подвал. Там тоже было темно, как в могиле. Но Гевара, очевидно, бывал здесь не раз, потому что уверенно подошел к одной из стен и толкнул невидимую в густом мраке низкую металлическую дверь.

Из дверного проема на них хлынул поток такого яркого света, что Фидель зажмурился. Он даже не успел удивиться, откуда в полуразрушенном здании взялось электричество.

Когда глаза привыкли к свету, Фидель увидел, что на него пристально смотрят шесть человек, сидящих вокруг дощатого стола, посреди которого горела яркая электрическая лампочка. Четыре парня и две девушки. Наверное, лет семнадцати-восемнадцати, то есть одного возраста с Фиделем.

— Знакомьтесь, — сказал Эрнесто. — Наш новый товарищ.

Фидель подошел к столу, смущенно потупив взор. Он чувствовал себя неуютно среди незнакомых людей.

— Присаживайся, товарищ, — сказал один из парней.

Фидель осторожно присел на краешек стула с витыми ножками, который стоял чуть в стороне от стола, у самой стены, положив сухие от волнения ладони на колени. Он не знал, что ему говорить. Но никто ни о чем не спрашивал ни Гевару, ни Фиделя. Эрнесто был здесь своим, а Фиделя приняли так, словно его давно уже здесь ждали.

Гевара пояснил Фиделю, что здесь — штаб молодежной подпольной организации имени Хосе Марти. И предложил послушать, о чем будет идти разговор, а потом он ответит на все вопросы, которые появятся у Фиделя. Еще Эрнесто сказал, что если Фидель испугается или передумает, то никто его удерживать не будут, он спокойно может уйти.