Светлана Бойкова - Черное и белое

— Но человек слаб, святой отец! Жизнь диктует ему свои законы, и у него нет выбора.

— У человека всегда есть выбор. Он свободен, и не нужно отказываться от личной воли, важен лишь выбор человека, голос его сердца, разума и не нужна слепая покорность религиозным силам, зависимость от них. Зависимость рождает невежество, а невежество приводит к рабству — религиозному рабству в том числе. Вот почему нужна свобода выбора, и Господь дал эту свободу каждому, он ждет не рабов в свой стан, а союзников. От человека требуется лишь малое — не допустить к себе Зло и принять добро.

— Поздравляю вас, святой отец! Вы ловко ушли от моего прямого вопроса о моей дочери Элис… И что, мы станем говорить между собой? Все, что вы наговорили — все воздушно, призрачно, — Смит посмотрел холодно и коварно, но вдруг поклонился святому отцу с насмешливой улыбкой, выпрямился и, не оборачиваясь, большими шагами пошел прочь…

Внезапно очередная порция света охватила сидящих в бараке. Шаман спал, держась руками за мешочки со снадобьями, что вызвало у Алекса невольную улыбку. Смит сидел прямо, вытянувшись в струнку, он сглотнул слюну — у него пересохло в горле, ослабил воротник и продолжил свой рассказ.

— Тогда я чуть было не ударил святого отца, я был уверен, что он посмеивается надо мной, как и над Элис, уходя от темы и навязывая мне свои фантазии. Честно говоря, из всего сказанного им понял я лишь меньшую часть. А ударить святого отца не посмел — его уважали в нашей округе, а я слишком ревностно относился к своей репутации. Жестокое бессилие переполняло меня, и я искал ему выход. Придя на ферму, работал, как проклятый, и к концу дня я, смертельно усталый, шел домой и ни о чем уже не думал и ничего уже не хотел, кроме как принять душ и отдохнуть. Алекс, это — воспоминания многолетней давности, но сейчас я пожелал бы вернуться в тот, самый первый вечер… Так вот, с фермы я шел всегда пешком, любил чувствовать на себе уважительные взгляды соседей, выслушать их приветствия и узнать последние новости, произошедшие за день в нашей местности. Все было как обычно — по пути к дому я мысленно подсчитывал количество грудок, крылышек, лапок, окороков, — утиных, куриных, которые можно будет продать, сколько гусиной печени… О птице, которую я выращивал, я никогда не думал, как о птице, только как о мясе. Что меня удивляло — моя жена всегда думала о курах, утках и гусях, как о птицах, и поэтому не бывала на ферме, да и мяса не ела. Он помогала мне, сидя за компьютером, вела бухгалтерские и юридические дела…

Алекс видел, как навстречу Смиту идет человек в летнем, слегка помятом костюме, в шляпе и… навеселе.

— Навстречу мне шел Питер — он работал на ферме в соседнем поселке у моего конкурента, дела которого шли даже очень неплохо… честно говоря, он наступал мне на пятки.

— Привет, Смит, чувствую, ты еще не знаешь главной новости! А новость в том, Смит, что ты вскоре станешь самым богатым человеком в округе, твой конкурент скоро бах! — Питер громко хлопнул в ладоши. — И лопнет!

— Питер, ты навеселе… Перестань дурачится.

— Мне грустно, Смит. Я скоро останусь без работы, да и выпил я только по этому поводу.

— Что случилось, Питер? Тебя увольняют за выпивку? И без тебя, несомненно, рухнет предприятие моего конкурента — я правильно понял тебя, Питер? Мне так не хочется огорчать тебя, Питер, но придется. Возможно, ты об этом даже не догадываешься, но твое место займет другой — незаменимых людей не бывает, и этот другой с большим удовольствием будет получать твои денежки, Питер… Заметь, Алекс, как я разговариваю с Питером. Соленая шутка, обстоятельная речь, ну, чем не образец человека-мужчины? Какая крепость нервов — в то время мне казалось, что это сила духа. Алекс, все оказалось ложью, все декорации и таких, как я много, они опасны. Эти, так называемые, мужчины — мнят себя гордыми сынами природы… А правда в том, что они всего лишь продукт цивилизации — расчетливы, себялюбивы и жестоки… — И Смит снова углубился в свои воспоминания.

— Нет, Смит, я сам уйду, не позднее, чем завтра, когда все прояснится. Неужели ты думаешь, что я останусь оплакивать последнюю подохшую курицу, а затем и сам протяну ноги?

— Питер, как трогательно, я сейчас заплачу… но что же случилось? Признаюсь, ты меня заинтриговал, — Смит засмеялся свободно и с удовольствием.

— Смит, иногда следует держать в руках газетные листы, а не только денежные купюры, или ты не покупаешь газет из экономии? В таком случае, позволь мне тебя просветить. Недалеко, в сотне милях отсюда, появился птичий грипп. Если ты не знаешь, Смит, так я скажу — это заболевание птицы, подчистую уничтожающее все поголовье. И самое печальное, что эта болезнь передается человеку, она весьма опасна… Сегодня утром на ферме моего хозяина обнаружены восемь кур, отдавших концы, и еще какая-то часть птицы ведет себя странно: иные очень вялые, ничего не едят, иные хромают.

— А дальше-то что? — не выдержал Смит.

— А дальше… Завтра приедут эпидемиологи и, если обнаружат болезнь — уничтожат все поголовье, проведут дезинфекцию и закроют ферму. Правда, на время…

— Но есть же какая— то надежда! — обеспокоенно заговорил Смит, отбросив браваду и условности.

— Есть, конечно — вакцина для домашней птицы. Ее доставят на самолете из центра, но если птица больна, ее все равно уничтожат. Так что — береги свою ферму, Смит, не будь дураком. Если твоя ферма уцелеет, возьмешь меня на работу? — Питер вдруг весело и пьяно засмеялся. — О, забыл самое главное — заразу, как выяснилось, распространяют перелетные птицы, прилетевшие из других стран.

— Что же делать?

— Думай, что делать, Смит! Хорошо я тебя загрузил? — весело и бесшабашно сказал Питер, но вдруг поник, слившись со своим поношенным мятым костюмом, и шатко побрел прочь.

Смит же пошел по тропинке к дому, все так же прямо держа спину и с достоинством отвечая на приветствия соседей. Но Алекс заметил, что-то изменилось в Смите — нечто, таившееся до этого момента, зашевелилось, забеспокоилось и обнаружило себя холодным блеском его глаз. И это нечто вызвало у Алекса ужас и отвращение. У самого дома, под навесом, увитым плющом, покачиваясь на качелях, Элис читала книгу. У нее на коленях, свернувшись клубком, лежал большой пушистый серый кот, которого Элис гладила, а тот мурлыкал от удовольствия.

— Сколько раз я просил тебя, Элис, чтобы кот не лежал у тебя на коленях, убери его немедленно!

— Но почему, папа? Кот такой хороший, мягкий, пушистый… Подойди, послушай, как он мурлычет.

— Ты же знаешь, Элис, я терпеть не могу этого кота… и эту собаку, которую кормит и вечно гладит твоя мать. Я не могу понять одного… — Смит схватился за голову, едва сдерживая ярость, — зачем они нужны вам? Если где-то они полезны, то в этом доме — это самые бесполезные твари, наглые, требующие кормежки и ласки. А кот этот — кладезь, источник всякой заразы. Я уверен — он облазил всю округу в поисках мышей! Он ловит и, представь себе, ест их.