Р. Лафферти - Бактрианы и дромадеры, Клем

— Да, ты Иудушка. Ненавижу таких.

— Нет, нет, послушайте, мистер Кленденнинг. При чем тут Иудушка? Я знаю об этом расщеплении не больше вас. Такое бывает один на миллион, но с нами же это случилось. Возможно, такое могло случиться и с Богом, один на миллиард миллиардов, но случилось. Бог, который встречается гораздо реже, чем вы только можете себе представить.

Позвольте объяснить: моя другая личность — очень хороший человек, гораздо лучше, чем когда мы разъединились. Он уже декан, и через пять лет будет епископом. Сомнения и скептицизм, которые были во мне, они все остались, и даже усилились. Я не хочу быть маловером. Я не хочу высмеивать великое. Но все, что меня мучает, все здесь, во мне. Другой я свободен от них.

Думаете, не мог разве Наполеон быть расщеплен на гениального стратега и нервного трусишку? Не мог разве в глуши Кентукки много лет жить расщепленный Линкольн, полностью отдавшийся своим врожденным порочным наслаждениям, выросший в грязи и невежестве? Разве не могло быть второго Августина, который обратился в манихейство и все более и более упражнял свое искусство ложной логики и разврата, который выступал вопреки разуму на потребу толпе? Был ли анти-Христос — человек, бежавший из сада на закате нагишом, оставив одежды? Мы знаем, что оба в момент расщепления не сохранили своего одеяния.

— Черт меня побери, если знаю, Иудушка. Твой грязный тезка, был ли другой он? Был он лучше или еще хуже? Я пошел.

— Она в городе и хочет с тобой встретиться сегодня, — сказал Клему Джо Заботски при их следующей ежемесячной встрече. — Мы все устроили.

— Нет, нет, не Вероника! — испугался Клем. — Я не готов.

— Она готова. Она решительная женщина, и знает, чего хочет.

— Нет, не знает, Джо. Я боюсь. У меня не было женщин после нее.

— Черт побери, Клем, мы говорим о Веронике. Не то чтобы ты уже не был на ней женат.

— Я все-таки боюсь, Джо. Я стал каким-то неестественным. Где мы должны встретиться? А-а, вот ты ж гад! Я вижу, она здесь. Она уже была, когда я пришел. Нет, нет, Вероника, я не он. Это ошибка при опознании.

— Конечно, конечно, это ошибка, Клем Клам, — сказала решительная Вероника, подойдя к их столику. — Пошли. Кажется, мне никто столько в жизни не объяснял, сколько тебе сейчас придется.

— Вероника, я не могу ничего объяснить. Ну совсем ничего.

— Ты очень постараешься, Клем. Мы оба очень постараемся. Спасибо, мистер Заботски, за то, что вошли в наше непростое положение.

Ну, и все прошло хорошо, так хорошо, что даже подозрительно. Вероника была необыкновенной женщиной, Клем по ней скучал. Они побродили по городу. Так бывало-то раз в год, а в нынешних личностях они вообще несколько лет не виделись. И все же Вероника предлагала иногда снова пойти в «местечко, где мы были в том году, а, но это же был не ты, Клем? — это был Клем», и такие разговоры сбивали с толку.

Они роскошно поужинали, и поговорили как близкие люди, хотя и нервничали. Между ними была настоящая любовь, или среди них, или как-нибудь вокруг них. Они и сами не поняли, как все обратилось вдруг в нелепицу.

— Он так тебя и не простил за закрытие счетов, — сказала Вероника.

— Но это же были мои деньги, Вероника. Я заработал их потом головы и языка. Он вообще не имеет к ним отношения.

— Нет, дорогой Клем, ты не прав. Ты одинаково их заработал, когда были одним. Нужно было взять только половину.

Они пришли в гостиницу к Веронике, и сотрудник подозрительно посмотрел на Клема.

— Это не вы только что поднялись, а потом спустились, а теперь снова поднимаетесь? — спросил он.

— Я-то поднимаюсь и опускаюсь, но вы, может, на что другое намекаете? — сказал Клем.

— Ну, не нервничай, дорогой, — сказала Вероника. Они уже были в номере, и теперь Клем нервно озирался по сторонам. Перед зеркалом он подскочил.

— Я все еще твоя жена, — сказала Вероника, — и совсем ничего не изменилось, кроме вообще всего. Не знаю как, но я хочу все собрать обратно. Как ты, наверно, по мне скучал! Ну, иди же! — и она, как ребенка, вытащила его из башмаков. Клем любил ее внезапную силу. Если не можешь завестись в ее руках, то не можешь завестись нигде.

— Убери свои тыквопакши от моей жены, ты, грязный деревенщина! — щелкнул, как хлыст, голос, и Вероника от удивления с глухим стуком выронила Клема.

— Эй, Клем! — сказала она раздраженно, — ты не должен был приходить сюда, пока я с Клемом. Ты все испортил. Ты не можешь ревновать сам себя. Ты один и тот же человек. Давайте все соберемся, поедем домой, и чтоб все было хорошо. И пусть говорят, что хотят.

— Не знаю, что и делать, — сказал Клем. Так не годится. Так совсем не годится. Когда нас трое, ничего хорошего ждать не приходится.

— Так годится, — сказала Вероника с неожиданным металлом в голосе. — Тебе, мальчики, просто придется снова стать вместе. В общем, командовать парадом буду я. Для начала каждый из тебя похудеет на сто фунтов. Даю вам месяц. С сегодняшнего дня ты оба на хлебе и воде. Да нет, о чем это я, никакого хлеба! Ну, и никакой воды; от нее тоже можно потолстеть. В течение месяца ты оба на ничем.

— Нет, — сказали оба Клема. — Мы же умрем.

— Ну, и умирай тогда, — сказала Вероника. — Такие, как сейчас, ты мне не нужен. Похудеешь. Думаю, это будет спусковым крючком. Потом мы все вернемся в Рок-Айленд или какой там у тебя был город, и снимем тот самый номер, где один ты встал в недоумении и оставил другого тебя без сознания на кровати. Восстановим все обстоятельства и посмотрим, сможешь ли ты воссоединиться.

— Вероника, — сказал Клем, — это невозможно с точки зрения физики и биологии.

— И абсурдно с точки зрения топологии.

— Что ж ты об этом не подумал, когда разделялся? Все, что тебе сейчас нужно — это снова срастись. Ну так и сделай! Это ультиматум. И никак иначе. Тебе двоим нужно всего лишь снова стать одним.

— Есть еще один способ, — сказал Клем таким резким голосом, что напугал и Веронику, и Клема.

— Какой? Что за способ? — спросили они.

— Вероника, разделиться можешь ты, — сказал Клем. — Ты можешь разойтись надвое.

— О, нет. Нет!

— Ты поправишься на сто фунтов так скоро, как только можешь.

— Клем, — сказал Клем, — сходи, принеси ей для начала дюжину стейков. И фунтов тридцать костной муки, что там у них есть. Кажется, это сработает.

— Принесу, принесу, — воскликнул Клем, — и еще пару галлонов кровяной колбасы. Хм, интересно, где можно раздобыть столько колбасы в такое время?

— Парни, ты серьезно? Думаешь, сработает? — открыла рот Вероника. — Я попробую все. С чего начать?

— Думай о чем-нибудь разделительном, — прокричал Клем, бросаясь за стейками, костной мукой и кровяной колбасой.

— Ни одной мысли нет, — сказала Вероника. — А, нет, есть! Буду думать. Мы все сделаем! Должно сработать.