Сергей Заяицкий - Рука бога Му-га-ша

Труба была направлена прямо на город.

Жак решил, что если он ничего не заплатит, а просто посмотрит, то большой беды в том не будет.

Побуждаемый любопытством, Жак забыл и трагические события этого дня, и свой голод, и свое темное будущее.

Он закрыл левый глаз ладонью, а правый прислонил к трубе, встав для этого на цыпочки.

Он увидал большую комнату, ярко освещенную. Она была словно обрамлена черною рамой. Жак понял, что это стена дома и что комнату он видит через большое окно. За столом в комнате сидел человек и что-то писал или чертил.

Жак отвел глаз от трубы.

Видение исчезло, словно растаяло во мраке.

Вдали по-прежнему сверкали огни города.

Жак опять приложил глаз.

Человек продолжал сидеть за столом. Но теперь Жак увидал, что позади этого человека образовалось вдруг черное квадратное пятно. Из этого пятна выплыл другой человек, у которого… не было головы. Человек без головы медленно приблизился к сидящему и вдруг, взмахнув рукою, опустил руку ему на спину.

Жак в этот миг получил основательный подзатыльник и здорово ударился лбом о трубу.

Хозяин трубы стоял перед ним, подняв руку для второго подзатыльника.

— Там кого-то убили, — пробормотал Жак.

— Сатурн убил Марса или Венера Юпитера. Клянусь святою Варварою, если ты еще раз подойдешь к этой трубе ближе, чем на сто шагов, я тебе доставлю случай на самом себе испытать если не убийство, то во всяком случае изрядную потасовку. Брысь!

Жак опять побежал под хихиканье торговки фруктами.

Перед его глазами все еще носилось странное видение, выхваченное трубой из ночного мрака. Теперь оно было навсегда потеряно. Жак, ударившись головою о трубу, сдвинул ее. Даже если бы у него были деньги, чтобы заплатить хозяину трубы, то он все равно не мог бы наставить ее на прежнее место.

Жак опять побрел на набережную, но не на ту набережную, по которой вечерами фланирует нарядная марсельская толпа, а к торговым молам, где он питал, довольно правда смутную, надежду зацепить какую-нибудь работу.

В порту жизнь еще не замерла. При свете огромных электрических фонарей нагружались и разгружались пароходы. Невыносимо визжали цепи лебедок. Кто-то хрипло ругался во мраке.

Жак присел на ящик рядом с каким-то франтоватым парнем.

Франтоватый парень презрительно насвистывал песенку, засунув руки в карманы. Он поднял воротник пиджака, ибо с берега потянуло северным ветром. Долго оба сидели молча.

— Ого! — произнес наконец парень, прислушиваясь.

Дело в том, что в желудке у Жака шло такое бурчанье, словно там состязались гоночные автомобили.

Жак с утра ничего не ел.

Его внутренности протестовали против поста и бурчанием выражали сильнейшее недовольство.

Жак кивнул головой.

— Пусто, — сказал он.

— Рыболов? — спросил парень, — за дельфинами или за мелкою рыбешкою?

Жак не понял.

— С места прогнали! — с негодованием объяснил он и рассказал, в чем дело.

— Ну, а медальон-то ты продал? — спросил парень, внимательно выслушав.

Жак с недоумением уставился на него.

Парень так и покатился со смеху.

— Ну, ладно, сознавайся, — сказал он, — думаешь — я фараон под сурдинку? Не бойся, свой брат.

Жак разозлился и хотел было итти, но парень остановил его.

— Постой, — сказал он, — ты мне нравишься… Ты чего собственно ищешь?

— Работы.

— А у тебя есть родные, чтоб похоронить тебя, когда ты умрешь голодной смертью?

Жак опять поднялся.

Но парень снова удержал его.

— Экий беспокойный, — сказал он. — Что ж ты будешь искать работы, сидя на этом ящике или, пожалуй, сдуру пойдешь шататься по пароходным конторам?

— Пойду, — пробормотал Жак, глядя на проходившего мимо старого негра, несшего в руках узелок.

Парень поднял камень и размахнулся, как бы желая запустить им в негра. Жак схватил его за руку.

— С чего это ты! — воскликнул он. — Гляди, негр совсем старый.

Негр между тем хмуро поглядел на них и с ворчаньем продолжал свой путь.

— Не люблю черномазых, — зевая, проговорил парень. — Да, впрочем, чорт с ним. Не стоит ради него отмахивать себе руку. Ну, так где же ты будешь искать себе работу?

Жак ничего не ответил и погрузился в раздумье.

Этот негр напомнил ему другого негра, только молодого, содержавшего бар около пристани. Жака часто посылали к нему с каким-нибудь порученьем из гостиницы, и чернокожий кабатчик всегда относился к нему благодушно.

«Разве к нему пойти?» — подумал Жак.

Парень между тем продолжал.

— Это в прежние времена в Марселе не хватало рабочих рук, чтобы грузить и выгружать всякую дребедень. Теперь один механик делает больше, чем сто человек. Чтобы чорт побрал эти подъемные краны! Нет, брат! В наше время работы не просят. Ее берут с бою. Или пан или пропал…

Видя, что Жак не понимает его, он продолжал.

— Когда я был в твоем возрасте, я вот тоже один раз остался без денег, да с пустым желудком. Рыбу ловить я тогда еще побаивался. Ну, так я пробрался ночью на пароход и залез в трюм, а потом вылез в открытом море. Конечно, рисковал. А на поверку вышло, что капитан даже обрадовался: у него заболел поваренок, и меня приспособили помогать коку. Потом мне надоело… Я удрал.

Жак поглядел на пароход, стоявший у мола. Пожалуй, на него можно было бы пробраться… Конечно, это был очень рискованный способ. Лучше было сначала поговорить со знакомым негром.

Парень между тем вдруг встал и медленно побрел по набережной. Навстречу ему шел какой-то толстяк в панаме и белом пальто.

Парень вдруг споткнулся и брякнулся на мостовую, а толстяк перелетел через него.

Страшно ругаясь, он поднялся с пыльной мостовой и вдруг завопил:

— Бумажник!

И бросился преследовать во мраке франтоватого парня.

Жак не стал вдумываться в это дело.

Однако такая «работа» не привлекала его.

Он пошел к знакомому негру.

Негра звали господин Минюи, что значит «полночь». Так прозвали его марсельские весельчаки за его черноту.

Бар «Носорог» был ярко освещен. Над его входом причудливо вертелось огненное колесо. Люди входили и выходили из его стеклянной двери.

Зная, что швейцар ни за что не пустит его с этого входа, Жак проскользнул на темный двор, чтоб пройти с заднего хода. Он ходил тут уже много раз.

Повар, вертевший у двери мороженое, не удержал его, ибо хорошо знал Жака в лицо.

Он только крикнул ему:

— Что ж не в форме!

— По дороге домой, — коротко ответил Жак.

Пройдя каменный коридор, он заглянул в контору.

Минюи сидел за американскою конторкою и как-то странно теребил свои курчавые волосы. Он был очень красив, этот Минюи в своем фраке и ослепительно белом воротничке.