Галина Тер-Микаэлян - Face-to-face

— Ты думаешь ее? — комсорг вопросительно посмотрел на пионервожатую, потом перевел взгляд на Таню и пожал плечами: — Не знаю. Устав-то ты знаешь? А как насчет международной ситуации?

— Я все знаю, — заверила она, — можешь хоть сейчас проверить, если хочешь.

— Да? Ну… скажем, например, кто такой Янош Кадар, знаешь?

— Генеральный секретарь Венгерской социалистической рабочей партии, — уверенно отчеканила Таня. — Родился в 1912 году в семье батрака, в 1931 вступил в подпольный комсомол, в 1937 стал членом…

— Ладно-ладно, скажи, чем большевики отличались от меньшевиков?

— После второго съезда РСДРП в 1903 году в Брюсселе произошел раскол партии на две фракции. Большевики настаивали на строгой партийной дисциплине, меньшевики выступали за союз рабочих с крупной буржуазией, их возглавляли Мартов и Плеханов.

— Здорово, — с невольным уважением, но еще колеблясь, Глеб посмотрел на стоявшую перед ним девочку в красном галстуке, — ну… я не знаю даже.

— Можешь еще спросить, — спокойно предложила Таня.

Пионервожатая Юля поддержала ее:

— Мне кажется, ее можно выпускать, Глебушка.

— Ладно, — решился он, приходи, — хотя… А характеристика от классного руководителя?

— От классного можно в устной форме, — возразила Юля, — сегодня ведь все равно все классные руководители будут на собрании, — она повернулась к Тане: — Ладно, мы тебя внесем в повестку вместо Семеновой. После Кемецкого сразу готовься выходить. Знаешь Славу Кемецкого?

Вся кровь отхлынула от Таниного сердца, но она не, моргнув и глазом, спокойно кивнула:

— Ага, знаю.

В эту ночь она спала очень беспокойно, и в голове ее мелькали какие-то странные слова:

Все, совершаемое Разумом имеет смысл. С целью сохранения тепла и предотвращения повреждений вы покрываете внешнюю ороговевшую ткань своей системы искусственной оболочкой. Это вполне логично, но неясно, почему многих Материков (чаще вида I) эти оболочки приводят в совершенно необъяснимое исступление.

Собрание должно было начаться в четыре, но Таня с Машей и братьями пришли пораньше. В малом актовом зале школы, где проходили открытые комсомольские собрания, народу собралось больше, чем обычно — всем комсомольцам было приказано явиться в обязательном порядке, чтобы не было пустых мест, поскольку ожидали приезда второго секретаря райкома Ольги Ларионовой.

Учителя разрешили всем, даже пионерам, если те будут присутствовать на собрании, не делать домашнего задания на следующий день. Из-за этого братья-близнецы Муромцевы немедленно возжелали посетить собрание и поддержать вступавшую в комсомол сестру — назавтра им задали выучить двадцать неправильных английских глаголов, причем не только вторую, но и третью форму.

Ларионова приехала в начале пятого. Полная с немного брезгливым выражением лица, она села на приготовленное для нее место в переднем ряду, и Глеб Сорокин немедленно зазвонил в колокольчик, возвещая о начале собрания.

В тот момент, когда первый из вступающих в комсомол ребят вышел на сцену, Таня покосилась на сидевшего слева от нее Славку Кемецкого, и тот улыбнулся ей своей обычной приветливой улыбкой, а потом… перевел взгляд на Машу. Правда, он тут же отвернулся, но Тане показалось, что в глазах его мелькнуло искреннее восхищение.

Маша, разумеется, ничего не заметила, да и какое ей было дело до Славки — она привыкла, что не только мальчишки, но и взрослые всегда восторгаются ее красотой. И Таня на миг представила себя сейчас рядом с сестрой — некрасивую, с невыразительным бесцветным лицом, да еще с этим дурацким галстуком на шее.

Она поднялась, отмахнувшись от удивленной Маши — в туалет, мол. И правда, отправилась в туалет. Достала там зеркальце, тушь с помадой и занялась своим макияжем. Подрисованные глаза и удлиненные кисточкой ресницы сделали ее немного похожей на Клеопатру, теперь даже красный галстук на шее уже не смотрелся так отвратительно ярко. Полюбовавшись своей работой, Таня вернулась в зал — как раз в тот момент, когда Глеб Сорокин вызвал ученика седьмого класса Б Вячеслава Кемецкого.

Славка очень волновался и, отвечая на вопросы, постоянно откидывал со лба свой чуб. Хотя чего ему было волноваться — кого же принимать в комсомол, если не таких ребят, как пионер Кемецкий! Таня, замирая от восторга, слушала доносившийся со сцены звонкий голос Славки и пыталась поймать его взгляд, но он, чуть скосив глаза, неподвижно смотрел в сторону — туда, где в первом ряду сидела второй секретарь райкома Ольга Ларионова.

Наконец все комсомольцы дружно вскинули вверх руки, и Вячеслав Кемецкий был единогласно принят в ряды ВЛКСМ. Ларионова поднялась со своего места и резковатым металлическим голосом поздравила Славку, сказав в его адрес несколько хвалебных слов. После этого Глеб Сорокин звякнул колокольчиком и объявил:

— Сегодня мы также рассмотрим заявление о приеме в ряды ВЛКСМ, поданное ученицей седьмого класса А Муромцевой Татьяной. Таня Муромцева, подойди сюда, пожалуйста.

Стоя перед покрытым темно-красной бархатной скатертью столом, Таня коротко изложила свою биографию и, слово в слово повторяя все, что говорил здесь до нее Слава Кемецкий, объяснила, почему хочет вступить в ряды Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.

Сидевшие за столом на сцене члены школьного комитета комсомола одобрительно кивали головами, потом начали задавать вопросы по уставу, и отвечала она очень даже прилично. Только собирались перейти к международной обстановке, как неожиданно поднялась со своего места второй секретарь райкома Ольга Ларионова.

— Я хочу задать Тане Муромцевой всего один вопрос, — своим скрипуче-металлическим голосом проговорила она. — Скажи, Таня Муромцева, допустимо ли школьнице — я уж не говорю комсомолке, а даже пионерке — приходить в школу с накрашенным лицом?

Лет десять назад, когда Ольга Ларионова еще училась в институте марксизма-ленинизма, она и сама однажды попробовала использовать косметику, чтобы придать выразительности своему курносому лицу, а также скрыть с помощью макияжа хроническое нездоровое раздражение кожи. Однако тушь и дорогая импортная пудра вызвали у нее столь сильную аллергию, что ей неделю пришлось просидеть дома с отекшим лицом и воспаленными глазами. С тех пор она прониклась неприязнью к любым ухищрениям женщин приукрасить свою внешность, и теперь, глядя на Таню, с отвращением думала:

«Безобразие какое — так размалеваться. Ужасно смотрится, ужасно!».

Таня, похолодев, бросила быстрый взгляд в сторону Славки Кемецкого. Выражение лица его было серьезным и чуточку брезгливым — возможно, ему тоже казалось, что Танина косметика смотрится ужасно. А потом он вдруг повернулся к Маше и что-то с улыбкой начал ей говорить. От отчаяния в душе Тани все ухнуло куда-то вниз, она ответила Ларионовой спокойно, но абсолютно не думая, что говорит: