Сьюзен Янг - Лекарство (ЛП)

— Даллас, — шепчу я и наклоняюсь к ней, — сейчас ты мне нужна. Мы нужны друг другу. Соберись, или все будет кончено.

— Все уже кончено.

— Нет.

Я сползаю со стула — все еще едва шевелюсь из-за лекарства. Беру Даллас за руку, пытаюсь привести ее в чувство.

— Мы ведь уже пережили Программу, — говорю я, — и теперь переживем. Знаешь, кого я видела? Лейси — она здесь.

Услышав это, Даллас проявляет интерес. Распахивает темные глаза, слегка улыбается.

— Она жива?

Я быстро киваю, чтобы скрыть, как я подавлена состоянием Лейси.

— Жива, — говорю я, — а нам нужно просто держаться. Тебе нужно держаться, Даллас, пока я не придумаю, что делать.

— Я устала бороться, — шепчет она. — Кас был прав — это слишком тяжело. Наверное, мне лучше умереть.

Ее печаль наполняет помещение, наполняет меня. Я заключаю ее в объятия, впитываю в себя ее боль. От ее волос теперь пахнет не землей, а сырой бумагой. Каким-то веществом, смывающим краску для волос. Почему-то кажется, что Даллас тут самое место — она хочет покончить с собой, и если бы они не вмешались… она была бы мертва. Я не позволю, чтобы это произошло.

— Ты должна быть сильной, — говорю я безнадежным тоном. Когда я ее обнимаю, она кажется такой маленькой и хрупкой. — Тебе нельзя уходить. Я не позволю тебе.

Позади слышится скрип, и дверь открывается. Там стоит обработчик — его лицо скрывают густые тени. Мне пора уходить. Я отхожу от нее, прикладываю ладони к ее щекам, но я вижу, что ее как будто здесь нет. Взгляд расфокусирован, в нем нет никаких эмоций, Даллас как будто уже мертва.

— Я спасу нас , — шпечу я и чувствую, что вот-вот заплачу. — Просто поборись еще чуть - чуть .

Обработчик подходит и берет меня за руку, сжимая ее не грубо, но твердо. Он усаживает меня на кресло и снова привязывает к креслу, приглядывая за Даллас. Она смотрит на нас, но никак не реагирует. Сейчас она затерялась в своих мыслях.

Я прощаюсь с Даллас, а обработчик выкатывает меня из карцера. Мы едем по коридору, а я подавлена горем. Даллас сошла с ума, Лейси стерли память, в данный момент я — единственная, кто еще стоит на ногах, и по иронии судьбы, я привязана к креслу-каталке. Я не могу ждать, пока Джеймс или Риэлм придут и спасут меня. Мне нужно собрать информацию, изучить это место и решить, как выбраться отсюда. Я знаю, чего от меня хотят — чтобы я была послушной. Мне нужно освежить мои актерские умения.

— А ты не можешь устроить мне экскурсию по этому месту? — я поворачиваюсь к обработчику и говорю настолько мило, насколько могу. Когда он бросает взгляд в мою сторону, на его губах появляется едва заметная улыбка. Глаза у него карие, они не такие притягательные, как у Джеймса, но, кажется, добрые. Он явно больше похож на человека, чем другие обработчики, которых я встречала — за исключением Кевина.

— Для экскурсий немного поздновато, — говорит он тем же тихим голосом, — может, завтра.

Я усаживаюсь поудобнее. Он расстроил меня, но не настолько, чтобы я сдалась. Я не стану обращать внимания на печаль, отключу эмоции. Я говорла Даллас правду. Я спасу нас.

Я должна.

* * *

Когда я открываю глаза, я слышу, как кто-то тихо напевает. Утреннее солнце светит в надежно запертое окно моей палаты. Я часто моргаю и, повернув голову, вижу сестру Келл, которая сидит на стуле рядом с моей кроватью и — кто бы мог подумать — вяжет. Я, немного растерявшись, смотрю на нее, а потом прокашливаюсь.

— Что вы делаете? — спрашиваю я.

Она не смотрит на меня, но прекращает напевать, и теперь слышно только, как спицы ударяются одна о другую.

— Я разрешила тебе немного поспать, — говорит она, — вчера ты выглядела такой уставшей.

Я сжимаю зубы, но потом вспоминаю об обещании, которое дала сама себе. Мне нужно подыгрывать.

— Да, конечно, — говорю я спокойно, — это, наверное, из-за лекарства, которое вы мне дали.

Она останавливается, опускает спицы.

— Наверное. Но возможно, что сегодня утром оно нам не понадобится. Доктор Беккетт хочет тебя видеть.

— Хорошо. А нельзя ли, чтобы с меня сняли ремни, насовсем? Они натирают мне запястья.

Келл морщится и смотрит на мои руки.

— Бедняжка, — говорит она, рассматривая кожу. — Я посмотрю, как ты справляешься и решу, что можно сделать. Ответ, конечно, будет зависеть от тебя.

Так трудно уержаться и не съязвить ей в ответ. Ведь если бы это зависело от меня, я не только не была бы связана — меня вообще бы тут не было. Я хочу плюнуть в лицо сестры Келл, сказать ей, как она жестока. Но вместо этого опускаю голову.

— Сделаю все возможное.

Я сижу, не шевелясь, но внутри все так и кипит.

— Почему вы этим занимаетесь, Келл? Что это для вас значит?

Она откладывает вязание, кажется, неподдельно удивившись моему вопросу.

— Я спасаю жизни. Я даже твою жизнь спасла.

Она и правда так думает? Я смотрю на нее и вижу, что правда. Ее круглое лицо, короткие, кудрявые рыжие волосы выглядят отнюдь не угрожающе. Быть может, она — чья-то заботливая бабушка.

— Вы знаете, что они с нами делают, — говорю я, начиная терять самообладание. — Они изменяют нас против нашей воли. Они ломают нам жизнь.

Зеленые глаза сестры Келл мрачнеют.

— Я знаю, что ты так думаешь, милая, — говорит она, — но ты ошибаешься. Я работаю медсестрой уже тридцать лет, но ничто, ничто не могло подготовить меня к тому, что происходило, когда началась эпидемия. Не думаю, что ты понимаешь…

— Я прошла через это, — перебиваю я.

— Да, ты была больна и прошла через это. Что значит, что ты не видела картину целиком. Инфицированные видят все в извращенном, фальшивом свете. Я вытаскивала нож для масла из горла пятнадцалетнего парня. Именно тогда в Программе решили, что в кафетериях лучше подавать ложки. Я вставала на стул и обрезала простыню, на которой повесилась тринадцатилетняя девочка, а ее ногти до крови впивались в предплечья.

Келл вся раскраснелась, она наклоняется ко мне.

— В прошлом году я похронила двоих внуков, Слоан. Так что не думай, что я ничего не знаю об эпидемии. Я знаю о ней намного больше, чем ты. Я — просто человек, который хочет сделать хоть что-нибудь, чтобы остановить это.

Я теряю дар речи. Так, значит, она все же человек.

— А почему вы эдесь, в этой больнице? — наконец, спрашиваю я. — Почему вы попросили, чтобы вас направили сюда?

Она улыбается и заправляет мне волосы за ухо.

— Потому что я видела, с чего ты начинала — я видела тьму в твоих глазах. И я не сдамся, пока ты не выздоровеешь.

Ее лицо говорит мне, что она считает, что ее мотивы благородны, и что я должна быть благодарна. Может, я бы и поверила, что она действует с добрыми намерениями, если бы не мои воспоминания, которые она помогала стирать.