Юрий Фатнев - Ладья Харона

В пещере он обнаружил скелет, в черепе которого поселились ящерицы. Может, для них спас его Господь? Он не догадывался еще: для клеветы содомлян.

Постепенно начал сознавать: не будет ему прощенья. Не только потому, что предательски спасся. Они еще не расквитались с пришельцем за прошлое… Как он жил среди них? Жил, презирая их обычаи. Ни в грош не ставя их свободу! Являясь живым укором им, растленным, погрязшим в скотстве! Всем своим поведением утверждая: вы — быдло, а я — человек, праведник! Перед одним Господом склоняю выю. Но не перед вами. Не он ли был среди них соглядатаем, доносившим Богу о их мерзостях?

Наверно, в их руки угодили глиняные таблички, на которых он запечатлел правду о Содоме.

Был камень у пещеры, морщинистый, замшелый камень. Глядя на него, подумал Лот: «Я — тоже камень, укатившийся далеко от места, где подхватил меня поток жизни. Но теперь я стар и хочу одного — угнездиться. Ноги устали идти. Руки ноют. Нет сил доказывать кому–то справедливость. Никому ничего не доказал своей жизнью. Только ангелы называют меня праведником. Для содомлян я — грешник, больший, чем они. Одна отрада — не погас разум. Я могу вспоминать… Но для этого лучше закрыть глаза».

Но стоило только сомкнуть ему веки, черная птица начинала кружить в памяти. Далась ему эта птица! А он думал — навсегда от нее избавился.

Память перенесла Лота в то время, когда затеяли распрю пастухи и дело едва не дошло до ссоры с Авраамом.

Непоместительна стала земля для их богатства. Плодился скот, копились золото и серебро. Но если Авраам устремлялся налево, следом плыли шатры Лота.

Неожиданно приблизился нищий Ездра. Сказал, что вообще–то он живет в Гоморре. К Лоту забрел случайно, охотясь за черной птицей. Она принесет ему удачу.

Встречал Лот подобных чудаков. Втемяшится в башку блажь — колом не вышибешь. Пожалел охотника за удачей. Взял в пастухи. Но не шибко обрадовался Ездра работе. Отлынивал. Скитался на стороне. А когда его уличали в лени, хвастался, что видел черную птицу, но стрелять не стал: она нужна ему живой.

— А как же ты ее словишь? — допытывались любопытные. — У тебя даже сети нет.

— Она сама прилетит ко мне, — отвечал враль.

Но однажды он появился перед Лотом с птицей на плече. При первом взгляде на нее становилось ясно: никому удачи она не принесет. Черная, зловещая растрепа. И никуда не улетала далеко от Ездры. Покружится над скотом, над шатрами — и снова на плечо. А Ездра стал неузнаваем. Словно подрос. Распрямился. И выглядел не таким тощим, как раньше, хотя по–прежнему ел мало. Питался всякой мерзостью, которую приносила ему птица. Никуда больше не рвался. Исправно следил за скотом. И птица ему в этом деле как будто помогала. Чертила круги над стадами — и скот из этих кругов не мог вырваться. Но мало ей своих стад. Начала кружить над стадами Авраама, словно пригребая их своим крылом. Редели стада Авраама. Тучнели стада Лота… Так вот разгадка неряшливой крючконосой птицы. Не надо Лоту такой удачи — прихватывать чужое волшебством!

Начали следить за птицей. Обнаружилось еще одно ее свойство. Пришла разгадка падежа скота. Мёрли те животные, которых клеймила своей тенью птица! Она как будто заранее выбирала себе жертву! Сговорились пастухи убить Ездру вместе с его птицей.

Но сказал Авраам Лоту, следя за вылетевшим роем пчел:

— Разве не вся земля перед нами? Разве мало нам места для шатров и стад? Выбирай. Если ты пойдешь налево, я пойду направо.

И впервые всеохватно, будто с небес смотрел, узрел Лот землю, орошаемую многими водами, голубеющую кедровыми лесами, и сказал мысленно: «Моя!»

Разделились Авраам и Лот. И как–то не заметили в суматохе, куда делся Ездра со своей птицей. Может, в Гоморру подался.

И вот — ни стад, ни шатров. Пещера. Камень. Никого с ним. Неужто на него упала тень черной птицы и он обречен?

— Лия! — позвал он, но никто не откликнулся. Значит, дочери отправились в Си- гор.

Наверно, страшно им было вначале заходить в чужие дома, брать все, что приглянулось, опасаясь разве что одичавших кошек и собак. Уходить, зная, что никто не посмотрит осуждающе вслед. Но датчики привыкают ко всему. И наступил день, когда Сатана, покрутив рычажок Параллельного сознания, подключился к лениво текущим мыслям старшей дочери Лота. Думала она о женихе, погибшем в Содоме: «Дура я была, что…» И вдруг ее пронзил вселенский ужас: больше никого на Земле не осталось! Они — последние люди Земли! И вместе с ними погибнет жизнь. Не осталось в живых ни одного мужчины…

«А отец? — подсказал Сатана и горячо зашептал ей на ухо, опаляя его своим смрадным дыханьем: — Пойди и скажи младшей…»

И хотя с ужасом отвергла дочь Лота совет Сатаны, но … как там в Библии?

«И сказала старшая младшей: отец наш стар; и нет человека на земле, который вошел бы к нам по обычаю всей земли. Итак напоим отца нашего вином, и переспим с ним, и восстановим от отца нашего племя».

Однажды, снова оказавшись возле Сигора, я укрылся от жары в тени огромного масличного древа. Со мной был прибор «ВС». Когда–нибудь позже расскажу о нем подробней. Направил я луч на масличное дерево, и в его памяти воскрес голос Лии:

«Не так было! Не так… Спросите масличное дерево. Под ним мы отдыхали, возвращаясь из Сигора. Оно слышало наш разговор. Старшая сестра сказала, что нужно восстановить род людской. У нас нет другого выхода, как соблазнить отца. Вино, которое мы нашли в Сигоре, предназначено для этой цели.

Я ужаснулась. Грех! Грех! Грех! И масличное дерево вслед за мной зашептало: грех, грех, грех. А старшая сестра: зачем Господь нас оставил в живых? Потому что мы чище содомлян. И мы должны восстановить… Я перебила ее: неужели люди, которые произойдут от нас, будут чище содомлян, если своей жизнью они обязаны прелюбодеянию? Сестру сжигала похоть. Она продолжала спорить со мной. Не надо медлить. Отец стар. Он может умереть — и на нас прекратится род людской.

Я замолчала, видя, что ее не переспорить. И мы пошли. Я как будто согласилась, но на самом деле искала выход.

Кувшин с вином мы несли по очереди. Когда он оказался в моих руках уже недалеко от пещеры, я уронила его на камень!

Не было вина! Оно расплескалось по жгучей земле и тут же высохло. Черепки, наверно, до сих пор валяются. Но они молчат. А масличное дерево еще долго будет напоминать случайным путникам о нашем споре.

Содомляне оболгали Лота! Оболгали нас!

Отцами детей, родившихся от нас, были они, содомляне. Никакого отношения к их рождению не имеет Лот. Недаром в Библии говорится: «И вышел Лот и говорил с зятьями своими, которые брали за себя дочерей его…» Это Зиновий Поц и Азария.

Если вы не согласны со мной, почему вам не приходит в голову еще вариант? Их могло быть много…