Ганнибал - Лиловый (II)

Проклятые звери, подумалось Тегаллиано. Он, в общем, никогда не испытывал никаких особенных эмоций по отношению к закованным; это был материал, с которым он работал, только и всего. Но в этот момент, глядя, как они убивают его соратников, он чувствовал, как что-то болезненное и тяжелое заворочалось внутри.

Никто не знал, где в эти моменты находился руосец; между тем серые глаза его наблюдали за происходящим с башни гильдии вычислителей. Это было одно из самых высоких мест города, и отсюда он мог видеть, как серые толпы бездушных текут по узким улицам кварталов прислуги, как происходит беспорядочное движение возле южных ворот, там, где идет бой; Леарза стоял в свободной позе, сложив руки на груди, с сигаретой в зубах, и ждал. Его лицо хранило ровное выражение, и только горькая складочка в уголке рта давала понять, что он не так спокоен, как кажется.

Теодато Дандоло лежал на крыше одного из домов; в руках его была зажата винтовка, и он, пользуясь тем, что разгоряченные сражением стражи редко поднимают взгляд, по одному снимал их, высовываясь из-за печной трубы. Оттого, что он находился так высоко, он одним из первых и заметил какие-то подозрительные блики на горизонте. Он не сразу догадался, что это, потом вскинулся, позабыв об опасности, воскликнул вполголоса:

— Авиация!

Это было крайне редкое зрелище: по естественным причинам самолеты почти никогда не летали над Тонгвой, и теперь Теодато, выпрямившись во весь рост, горящим взглядом следил за тем, как светлые пятна все увеличиваются и увеличиваются в размерах. Они были похожи на птиц в сером осеннем небе. Вот послышался рокот моторов; заметившие это люди внизу тоже задирали головы, и, кажется, Кандиано отдал приказ отступать, спрятаться в домах; Теодато тоже запоздало сообразил, что эти красивые птицы могут быть опасны, спешно сам бросился к выходу на крышу, нырнул внутрь. Уже оказавшись на чердаке, он подбежал к слуховому оконцу и мог видеть, как самолеты длинной вереницей бреющим полетом прошли над городом, скользнули над Централом, над местом боя, а потом небо оказалось испещрено черными точками. Теодато ахнул, в следующее мгновение совсем близко раздался оглушительный грохот, взрывной волной выбило стекло и отшвырнуло самого Теодато на пол; он какое-то время лежал почти неподвижно, оглушенный, потом кое-как поднял голову. Ему исцарапало лицо и руки, и кровью заливало глаза. Не сразу он осознал, что только что произошло, а когда понял, то закричал и вскочил на ноги.

Бой был окончен. Трупы валялись на площади перед южными воротами Централа; никто не спешил убирать их. Стражи тоже понесли немаленький урон, и Тегаллиано, оказавшись за главного здесь, велел отступать и укрыться в домах. Кварталы бездушных смолкли, глядя на высокий Централ слепыми черными выбоинами окон.

Теодато бежал по засыпанной осколками и обломками кирпича улице, перепрыгивая через тела. Сколько было убитых!.. Несмотря ни на что, какой-то холодный ужас охватывал его, и он почти не оглядывался по сторонам, пока не достиг наконец здания бывшей пивной, где перед боем оставался Орсо Кандиано, отдававший распоряжения.

Кандиано по-прежнему был здесь, он стоял на столе и что-то говорил своим звучным голосом, а вокруг него собрались израненные, перепуганные люди. Теодато с облегчением вздохнул, опустился на стул у входа. Знакомое круглое лицо мелькнуло поблизости, и к нему подбежал Нанга.

— Господин Теодато, — воскликнул он. — Вы живы!

— Да, пронесло в этот раз, — криво улыбнулся Тео.

— У вас все лицо в крови!

— Да плевать, это просто царапины…

Нанга все-таки притащил какую-то мокрую тряпку и принялся вытирать лицо Теодато, а тот был настолько уставшим и потрясенным, что не попытался отбиться от него.

— Мы будем сражаться, — говорил Кандиано, — это нельзя так оставить! Погибли тысячи! Тысячи людей, таких же, как мы с вами, неужели мы позволим им остаться неотмщенными? Мы добьемся своего!

— Посмотрите, господин Теодато, — зачем-то шепотом сказал Нанга, оглядываясь на него. — Какое у него странное лицо.

— А?.. — Теодато не сразу сообразил, о чем это он, потом кое-как поднял голову. — Лицо как лицо, ты чего? Это ж Кандиано. Он и всегда, кажется, был немножко похож на сбежавший памятник…

— Сбежавший памятник?.. — не понял Нанга.

— Ну, как каменный. Да будет тебе, к тому же, у него сейчас тоже не лучшее время в жизни, а хотя-а…

Нанга умолк; в его темных глазах было какое-то странное выражение. Теодато не обратил внимания, в ушах у него все еще звенело, руки дрожали. Попытавшись примерно прикинуть, сколько людей погибло сегодня, он обнаружил, что не хочет и думать об этом.

В тот день в Тонгве все было тихо. Молчали кварталы бездушных; молчал Централ. Стражи несли караул на окраинах, закованные наблюдали за ними из своих разбитых, наполовину уничтоженных домов. До ночи никто не озаботился тем, что улицы города завалены трупами и обломками зданий. Луна уже была высоко, когда наконец люди осторожно вышли из своих укрытий и угрюмо, в тишине принялись стаскивать тела.

Во дворце в это время царила буря. Звуки взрывов слышно было даже здесь; Фальер быстро догадался о случившемся, и один из телепатов подтвердил ему.

— Где Гальбао? Вызвать его сюда, немедленно!

Гальбао явился; его лицо было по-прежнему бесстрастным, глаза за очками блестели.

— Кажется, я подчеркнуто запретил наносить удар, — прозвенел голос Фальера. — Чем вы думали? Вы что, решили пойти наперекор мне, на свой страх и риск?

— Однако теперь в городе тишина и спокойствие, — возразил тот, и не дрогнув. — Вот увидите, уже назавтра эти крысы придут сдаваться.

Фальер стиснул кулаки и еле сдержался, чтобы не выругаться; раньше он никогда еще не позволял себе такого в присутствии советников. В какой-то момент его осенило, и он резко спросил:

— Руосец разговаривал с вами, так? Это он сказал вам, что пора применить силу? Так?!

— Руосец знал, что говорит, — вызывающе ответил Гальбао. — Это решение избавило нас сразу от двух проблем: мятежа закованных и перенаселения Тонгвы. Я уверен, они еще не скоро решатся устроить подобное.

— Идиот! — не сдержался Наследник. — Я лишаю вас звания советника, Гальбао! Прочь с моих глаз! Если еще хотите применить силу, — отправляйтесь в ряды стражи Централа, сами увидите, к чему привела ваша глупость!

Гальбао только высокомерно поднял подбородок, обернулся и вышел. Фальер с ненавистью смотрел ему вслед.

— …Разрешите заметить, господин Фальер, — робко произнес Реньеро Зено, — господин Гальбао не совсем неправ… в кварталах бездушных после авиационной атаки царит мертвая тишина. Мои люди докладывают, что они убирают трупы. Я думаю, восстание можно считать подавленным…