Ганнибал - Лиловый (II)

Короткий взмах, удар; в последний момент Теодато успел увернуться, неловко споткнулся о колченогую табуретку и практически покатился по полу, больно ударившись. Нанга не останавливался, его глаза остекленели, он наступал на своего бывшего господина, нанося удары один за другим, Теодато с трудом проскользнул мимо него, схватился за лежавшее на топчане ружье. В следующее же мгновение только вовремя поднятая винтовка спасла его: длинный нож бездушного с силой врезался в дерево приклада.

— Нанга! — заорал Теодато. — Нанга, очнись, приди в себя, Нанга! Только не ты! Только не ты, Нанга!..

Никто не слышал его. Теодато знал уже, что произошло, но не хотел верить; он понимал, что должен выстрелить, и не мог. И потому, борясь с обезумевшим бездушным, он медлил, все еще пытался дозваться до Нанги, но слова его не в состоянии были достичь цели.

Теодато был молод и ловок, но Нанга физически оказался сильнее; он вырвал наконец ружье из рук противника и замахнулся ножом снова. Это было похоже на толчок, обжегший внутренности огнем, Теодато потерял равновесие и пошатнулся, Нанга сделал шаг, опять поднял руку…

Холодное чужое лезвие со свистом прошло в каком-нибудь дюйме от щеки Теодато и на его глазах отсекло Нанге кисть. Бездушный закричал нечеловеческим голосом; следующий удар меча оборвал его, перерезав горло. Теодато стоял, бессильно прислонившись к стене, и тяжело дышал. Во рту у него образовался странный металлический привкус, каждый вдох отдавался резкой болью под ребром. Он видел, как рухнуло на пол обезглавленное тело; спаситель его полуосознанным движением стряхнул кровь с клинка, быстро убрал меч в ножны и обернулся. Теодато хотел что-то сказать ему, да не смог, так и остался стоять, прижал ладонь к боку: рубашка его быстро напитывалась горячей влагой.

— Молчи, — шепотом предупредил его Леарза и поймал, повлек за собой; в соседней комнате уже раздавались встревоженные голоса, когда руосец буквально вытащил Теодато в раскрытое окно.

— Оставь, — прохрипел тот. — Кажется… он задел мне легкое…

— Заткнись, я сказал, — погромче буркнул Леарза. Теодато был вынужден ковылять, наполовину повиснув на плече руосца, и ничего не видел перед собою; вот, кажется, где-то совсем близко фыркнула лошадь. Леарза спешно перевязывал рану, лишь бы хоть на время остановить кровотечение, потом велел ему: — Давай, надо забраться в седло… потерпи же…

— Да ты с ума сошел, — вяло прошептал Теодато. — Я подохну прежде, чем…

— Ну же! У нас мало времени!

Теодато почти не помнил, как все-таки действительно оказался в седле; позади него ловко взобрался верхом сам Леарза, и ветер засвистел у них в ушах.

Сколько времени они так скакали галопом, было неизвестно; Теодато почти потерял сознание и свалился бы, если бы не жесткие руки Леарзы, державшие его. Он слышал, как руосец, кажется, ругается на неизвестном языке, но не осознавал уже этого. Бескрайняя равнина окружала их со всех сторон, но Леарза знал, куда ведет их дорога, и уверенно направлял жеребца. У животного недоставало сил нести двойную ношу с такой скоростью, только руосец хлестал его голомнем меча по крупу, со всей силы бил каблуками сапог; время уходило толчками, вместе с кровью, покидающей тело молодого Теодато.

Уже почти совсем рассвело, когда лошадь не выдержала и споткнулась, опрокинувшись в замерзшую траву. Леарза предвидел и это и потому успел откатиться в сторону, с трудом, задыхаясь, заставил Теодато подняться на ноги.

— Давай же, — лихорадочно шептал он, — пошли! Совсем немного осталось!

— Больно… — криво улыбнулся Тео, которому темнота заливала глаза. — Не могу…

— Черт бы тебя побрал, не раскисай…

— Холодно…

— Подбери нюни, дурак!..

Теодато почти ничего не видел перед собой, однако в какой-то момент мучительная тряска прекратилась; Леарза отпустил его. Осев на землю, Тео кое-как поднял взгляд.

Диковинная металлическая машина стояла в сухом ковыле, и утреннее солнце ослепительно блестело на ее остром носу. Сердце у Теодато гулко стукнуло. Инопланетный корабль!..Как он тут оказался?

Леарза тем временем достал короткий нож и спешно полоснул себя по ладони; Тео с недоумением смотрел, как руосец провел рукой по поверхности корабля, запачкав металл кровью, и тут вдруг случилось чудо, казавшийся совершенно ровным бок пришел в движение и обнаружил люк, приглашающе раскрывшийся перед ними. Солнце залило внутренности корабля; Теодато даже со своего места мог видеть, что места там очень мало, только на одного человека, и никакого управления будто не видно.

— Они… послали его… — прохрипел он. — Для тебя. Чтобы ты… спасся…

— Заткнись и полезай, — сказал Леарза, не заглядывая в его лицо, почти грубо поймал за плечо и помог подняться. — И скажи спасибо профессору Квинну за меня.

Теодато попытался сопротивляться, но сил у него было явно меньше, чем у здорового руосца; тот практически затолкал его внутрь. Люк закрылся. Теодато чувствовал, как корабль ожил: что-то завибрировало в металлической груди шаттла, замигала приветливая зеленая лампочка. Боль перестала казаться ему такой уж нестерпимой, достигая его будто сквозь ватное одеяло. Глаза его закрылись, и больше он ничего не помнил.

В это утро пошел первый снег.

Снежинки кружились над Централом и падали на замерзшие мостовые; крыши домов забелели, но по мостовым текла кровь.

Орсо Кандиано вел своих людей на приступ.

Стража Централа держалась до последнего, и все же им пришлось отступить, закованных было слишком много, они дрались, как звери, как одержимые. Последним бастионом оказался дворец Наследника, в котором веками правили потомки Арлена; теперь бывший бог горящими глазами наблюдал за тем, как загнанные, утратившие надежду люди отстреливаются от нападающих закованных из разбитых окон.

Марчелло Тегаллиано добровольно остался здесь, среди тех, кто еще выжил, и использовал свой талант, сколько мог; все остальные отступили. Тегаллиано не знал, удалось Фальеру вывести их через северный тракт или нет, и это уже не волновало его. Тегаллиано мечтал об одном: ему хотелось убить Орсо Кандиано, выстрелить ему в грудь, а потом для верности еще всадить пулю в затылок.

Во дворце оставался и Мераз, который, хотя талант его был бесполезен против таких же, как он, все же стрелял метко, а в рукопашной схватке мало кто мог одолеть его.

Они держались четверо суток. Это была агония; люди почти не спали и не ели, продолжая отстреливаться, наконец закованные ворвались в северное крыло дворца, но Тегаллиано и его людям удалось забаррикадироваться на втором этаже, и еще долгих восемь часов они удерживали лестницу, прежде чем закованные сумели взобраться наверх в окна при помощи веревок, и тогда Марчелло Тегаллиано понял, что они проиграли.