Артем Кочеровский - Варщик 4 [СИ]

Десять тварей, которые ещё только взбирались на моё тело, я отшвырнул, а парочку попробовал раздавить. Не вышло — слишком плоские. Попробовал скрутить в трубочку. Таракан смялся, точно конфетный фантик, но остался невредим.

Освобожденные от жуков раны болели. Под одеждой стекала кровь, смешиваясь с гноем. Мелкие ублюдки все же обладали каким-то ядом. Он содержался в слюне и, вероятно, обезболивал место укуса, а заодно заносил инфекцию и разлагал ткани.

Я оказался в положении, в котором, что бы я не предпринял — станет хуже. Вырывать засранцев из тела — подписать себя на муки и потерю крови; оставить их в покое — позволить себя сожрать и сдохнуть от инфекции.

Несколько минут я трогал за брюхо одного из самых отожранных жуков, рассчитывая найти к нему ключик, но ничего не вышло. Как и многие другие насекомые они были счастливы сдохнуть сытыми, а еще лучше — отправиться в восмилапый рай от переедания.

Одна из сторон серого круга над головой посветлела. Подбирался рассвет. Во влажную темень колодца опустились первые солнечные лучи. Из мрачно-черного мир превратился мрачно-серый.

Проведя пальцем по дырке в животе, я почувствовал тягучую слизь — смесь гноя, крови и жидкости насекомого. Поднес палец к лицу, чтобы понюхать, как вдруг липкая жидкость подсветилась цветами алхимии… Черт побери! Как же быстро истощенная материя отучила меня пользоваться способностями одаренного. Я и сам не заметил, как перестал различать в окружающих предметах химические и энергетические соединения. И только когда поднес жижу к носу, вспомнил.

Материя напомнила мне драный флаг, который трепетал под напором ураганного ветра. Дыры в нем становились все больше, а ткань у флагштока расползалась слоями.

В использованной жидкости насекомого я нашел пару интересных компонентов. Проверил вторую рану — тоже самое. В затуманенном и истощенном мозге медленно созревал план. Не хватало еще одного компонента. Или…

Я соскочил с булыжника в кашу на дне колодца и опрокинул один из камней. Сверток с ядовитыми лопухами никуда не делся. В месте, где булыжник придавил листы, сочился темно-зеленый сок. Так его видели обычные глаза. Глаза алхимика видели иначе.

Сдвинул булыжники вплотную. Подобрал увесистый осколок. Положил в углубление лопух, сверху помазал липкой жидкостью. Осколком булыжника елозил по булыжнику-отцу, растирая жижу и растение в однородную массу.

Работа и надежда прибавили сил. Такого не было даже после перекуса. Холод, грязь, истощение, наполовину ослепшие глаза и паразиты по всему телу ни на миг не отвлекали меня от работы.

Третьим недостающим компонентом стала задница одного из жуков, которого я ранее оторвал от себя. Самка хранила запас феромонов, которым она привлекала самцов. Я едва не вырвал себе ногти на указательных пальцах, пока вскрывал чешуйчатый сейф.

Последний компонент — кровь. Уж с ней-то проблем не было. Добавил несколько капель и отследил преобразование структуры. Перемешал все это биологическое отвращение мизинцем и так был увлечен работой, что с дуру чуть не облизал его.

Парочка кровожадных засранцев, которые медленно ползли ко мне, вдруг сменили маршрут. Коктейль в каменной выемке привлекал их куда больше.

Сработало с голодными, а сработает ли с сытыми?

Макнув скрученный кусок одежды в зелье, я помазал им возле присосавшегося жука. Целых десять секунд он притворялся, что предпочитает жрать тепленькое прямо из меня, но все же сдался. Бульон с приманкой вскружил ему голову. Разжав клешни, жучара пошевелился. Сдал назад и пополз обнюхивать новое лакомство. Взмах пальца, и засранец отлетел к противоположной стенке колодца:

— Отсоси, насекомое!

Через двадцать минут колодец разделился на две части. В одной на булыжнике сидел я, а на второй, отделенной земляным бугром, тусовались отожранные жуки. Они чувствовали на моей половине бульон и спешили туда. Я же отстреливал их наглые хари щелбанами и улыбался, слушая, как их чешуйчатые тела бьются о железное кольцо.

На моей половине осталось всего два жука. Те самые счастливчики, которые первыми набрели на бульон. Двадцать минут орава за бугром завидовала своим соплеменникам, пока те не сдохли, превратившись в чешуйчатые окаменелости.

Отковырять трупик руками не получилось. Жуки присосались к поверхности, будто приклеенные суперклеем. Я взял осколок булыжника и пару раз долбанул. С четвертой попытки раскрошил панцирь, но сбил только часть жука. Нижний слой с лапками и брюхом так и остался приклеенным к камню. Интересно…

Макнув самодельным тампоном в бульон, я перебрался на половину жуков и нарисовал горизонтальную полосу в разрезе сочленения двух колец. Не прошло и минуты, как четыре самых проворных жука заняли места-люкс. Ещё через двадцать минут их окаменелые тела превратились в ступеньку, за которую я зацепился, чтобы приподняться и нарисовать следующую полоску.

Вторичная характеристика алхимия повышена до 19;

Общий объём материи увеличен до — 24,41 относительных единиц.

Получив дополнительную единицу алхимии, материя оживилась. Раз за разом я поднимался и спускался по ступенькам из окаменевших тел.

Окно на поверхность сначала покраснело, приветствуя рассвет, а после сделалось голубым.

Грюм заглянул в колодец, но я почувствовал его заранее. Завалился на дно, закрыл глаза и выпучил к небу окровавленный живот. Сквозь прикрытые щели глаз я видел, как он энергично раскачивается над колодцем. Тот еще садист и ревнивец. Как этот идиот вообще мог приревновать девчонку к священной жертве? Не накажет ли его всемогущий холм, за то, что он истязает его дар?

— Эй, придурок! Проснись! — Грюм постучал браслетом по колодцу. — Ну и кто теперь воняет? Позвать Табию, чтобы она вдохнула твою гниль?

Затекла спина, на плечо взобрался жук. Он скользнул в щель порванного рукава и обслюнявил кожу ядом.

— Просыпайся, падаль!

В нос прилетел камень. Я перекатился на бок и схватился за нос. На руку прыснула светло-красная кровь. Я сунул руку в дырку возле рукава и вырвал жука. Говнюк смотрел на меня окровавленной мордашкой и в бешенстве шевелил лапками.

— Живучий же ты, придурок! Видать, одной породы с этими жуками. Такой же маленький, мерзкий и лезешь, куда не просят. Не просто так тебе ноги оторвали! — Грюм встал над колодцем, и его тень заслонила свет. — Твой дружбан уже со вчерашнего дня лежит в отключке. Кряхтит и стонет, отдавая земле последние силы, а ты всё еще барахтаешься… Появилась тут у меня идея. А не закинуть ли в колодец парочку бревен? Поленья займут дно и не дадут тебе пошевелиться. Отвратная смерь — лежать в одном положении с затекающим телом и медленно сдыхать. Чего молчишь?