Полина Громова - Владыки Безмирья

В тяжелом молчании мы покинули подземный храм. Поднимаясь по лестнице, я все еще крепко сжимал руку Риды. Рида шла, потупив взгляд, и мне было тревожно за нее. Я боялся, как бы она не попыталась вернуться в святилище и принять условия договора, предложенные жрицей.

— Здесь что-то не так, — повторил Боггет. — Так не должно быть. Мы что-то упустили из виду… Или что-то не сделали. Киф! Эй, Киф, что ты об этом думаешь?

— А я-то тут при чем? По мне, мы сделали все, что нужно: подземелье прошли, монстра победили…

— Да, но он не лутнулся.

— Может, здесь есть еще один?

— В гильдии была какая-нибудь информация на этот счет?

— Нет.

— Тогда — нет. Ну, или подземелье изменилось, а информация в гильдии еще не обновилась. Но я тогда, если честно, не представляю, что еще тут может быть. Может, разыщем того парня — как его звали? Раэн, кажется? Спросим у него, в чем дело. Если кто и может знать, в чем дело, так это он.

Мы поднялись в пещеру Проклятого Гуру. Рида немного успокоилась, я выпустил ее руку и прошел вперед. После голубых огней полутемного святилища здесь было непривычно светло. Монстр, искалеченный, обугленный, лежал около одной из стен, рядом среди обломков породы валялись отрубленные от него куски, трупы бескрылых грифонов и сбитые с монстров маски. Память о сражении была еще очень яркой, но, хоть в воздухе и витала какая-то тревога, поле боя выглядело сиро, убого. Словно разоренный дом, который покинули все его обитатели, спасаясь от какой-то беды.

Мне стало очень, очень тоскливо. Может, сказывалась усталость, а может, это было разочарование, ведь поход наш, по сути, провалился. Мы, конечно, соберемся с силами. Вернемся на поверхность и отыщем другой путь. Наш путь домой. Обязательно отыщем. Мы справимся — ведь мы, хоть и не добились своего, стали гораздо сильнее. Мы сделаем это. И не нужно будет никем жертвовать, не нужно будет никого оставлять в этом проклятом подземелье…

Из моих глаз сами собой заструились слезы. Они были такими горячими — и текли, никак не останавливаясь. Мне не хотелось, чтобы кто-то увидел их, я отвернулся и принялся вытирать лицо рукавом.

— …Вернемся. Значит, теперь…

Вдруг раздался резкий и в то же время растянутый звук — словно что-то большое и крепкое шаркнуло по полу — а потом я ощутил толчок в грудь, и меня подняло в воздух. Точно такие же ощущения были, когда Киф вытащил меня из горящего дома и еще потом, позже, спас из-под обломков стен рушащейся тюрьмы. «С чего это Киф опять решил меня перенести?..» — подумал я.

Это были мои последние мысли.

Большое и теплое лежало рядом. Оно не шевелилось, но дышало. Дыхание было медленным, спокойным, потому что большое и теплое спало. В темноте, царившей вокруг, слышались звуки и другого дыхания, многих дыханий. Кто-то ворочался, кто-то поскуливал во сне. И запахи — множество разнообразных запахов витало в темноте, подобно расплывчатым призракам тех, кто их источал.

Я качнулся в сторону, пытаясь вернуться в забытье, из которого выплыл. Забытье вроде б как впустило меня, но погрузиться достаточно глубоко не позволило. Большое и теплое шевельнулось во сне. Становилось слишком жарко. Я отодвинулся, пропуская между нами темную прохладу.

Я не спал, но и не бодрствовал. Немного хотелось есть, немного — пить, немного — справить нужду. Не настолько, чтобы беспокоиться обо всем этом. Усталости я тоже не чувствовал, хотя и не было похоже на то, что я отдохнул.

Приближалось утро, но я не мог сказать, что ждал его. Утро не имело никакого значения. Это маленькие радовались утру, будто бы оно должно было принести в их жизнь нечто новое. Впрочем, так оно и было. Но со временем утро начинает приносить только тревогу и сожаление. Им еще предстоит понять это.

Темнота бледнела, выцветала. За стенами послышались звуки, голоса. Я поднялся, подошел к загородке, пахнущей отсыревшим деревом. На полу лежали длинные тонкие полоски света, пробивавшегося сквозь доски. Они делали ровный пол похожим на лестницу, ведущую куда-то. Но подняться или спуститься по этим иллюзорным ступеням было невозможно.

Снаружи, совсем близко, послышались знакомые голоса. Остальные зашевелились тоже. Чувство голода стало острее. Для кормежки было еще рано. Тем не менее, дверь с негромким скрипом открылась. Пахнуло свежим воздухом, затем кожей, потом, железом, а еще другим, не совсем знакомым, но и не чужим запахом. Я не узнал и узнал его одновременно. Потом показался человек. Рядом с одним человеком стоял другой.

— Я снова тебе проспорил, — сказал первый. В голосе его слышалось облегчение. — Надо забрать его отсюда. Готов?

— Разумеется.

Они вошли в сарай, притоптанная солома тихо зашуршала под их ногами. Они шли ко мне — я сразу понял это. Тот человек, что шел первым, — я знал его. Он всегда был добр ко мне. Даже когда он причинял мне боль, я чувствовал, что он не желает мне зла. Но сегодня он был странно напряжен. От него веяло тревогой. Я попятился.

— Ну, чего испугался? — сказал человек, подаваясь вперед. — Иди. Иди сюда…

Он протянул руку. В этой руке часто оказывалось что-нибудь съестное, вкусное. Я по привычке подался вперед — и вдруг словно ослепительная черно-золотая молния полоснула по глазам, не по глазам даже — по сознанию. Что-то схватило меня, дернуло вверх, потащило. Я пытался отбиваться, попадал, но вырваться не удавалось, и меня все тащило, вверх и вверх, быстрей и быстрей, и вдруг вдернуло в какой-то чужой, дикий мир. Отчетливо и ярко-ярко я увидел пещеру, и людей в ней, и какую-то мерзкую, отвратительно пахнущую кучу. Но не успел я зацепиться хоть за что-то, меня поволокло дальше, дальше, дальше — и вдруг вся моя жизнь, все воспоминания, мысли, ощущения разом обрушились на меня, стиснули, сдавили так, что сознание стало задыхаться. Я, кажется, заорал — и попытался вырваться.

— Киф, держи его!..

Нет, нет, нет, нет, не хочу, не надо, пожалуйста, нет, не хочу, не могу — я не могу знать все это, у меня нет сил все это помнить! Мне так больно — по-настоящему больно! Словно скручивают, выворачивают, рвут — и кровь кипит и выжигает жилы изнутри. Больно! Оставьте! Пожалуйста, хватит! Я… Я не… Я не позволю так с собой обращаться!

— Твою ж…! Сэм! Слышишь меня? Сэм! Успокойся! Все закончилось, все хорошо! Сэм! Сэм!..

Боль и черная злоба застилали глаза. Что так остро болело, что заставляло меня так злиться — я не знал. Но это не имело значения. Я не дам никому причинить мне вред, я никого к себе не подпущу! Я — сильный, я — умный, у меня есть клыки и когти, я порву любого! Аррх!..

— Сэм, прекрати! Слышишь? Сэм!.. Без толку, Киф. Остается только…

Я не сдамся! Я буду защищаться! Рвать другого — если только так я могу спастись, если только так я смогу сбежать от этой боли, от этой боли и злобы, то я… я…