Полина Громова - Владыки Безмирья

— Вот, молодец, — услышал я тут же голос инструктора. — А теперь спи. Проснешься — будет лучше, вот увидишь…

Его голос еще звучал, когда я уже снова бежал по короткой, жесткой полусухой траве. Кроме травы и твердой земли, ничего не было, и не было цели впереди, и не было того, кто преследовал бы меня. Я не знал, зачем я бегу, но и не думал об этом: теперь бежать было легко, это совсем не требовало усилий, так что казалось, что бег — естественный способ моего существования. Но вдруг мое существо стало как будто бы разделяться. Я все еще бежал, но в то же время оставался на месте, отдаляясь от себя. И в этом странном состоянии я вдруг вспомнил, что умер. Я вспомнил все, что произошло со мной до смерти, и почувствовал грусть и сожаление: я же хотел так много узнать — что произошло с Боггетом до того, как он попал в наш мир, куда делся волшебный жезл Риды, что искал Киф около призрачного моста и как восстанавливается его одежда… Теперь я уже никогда не узнаю этого. А в долине между двумя подземельями появится четвертый холмик, мой. Если, конечно, мое тело вытащили из подземелья, а не оставили там, заложив камнями. В этом сне я еще не воскрес и не знал, что воскресну, хотя почему-то помнил утренний разговор с Кифом и Боггетом. Страшно не было. Не было ничего, кроме грусти и сожаления. Образ Риды витал перед моим мысленным взором тихим призраком, но я знал, что даже он не сможет удержать меня, потому что все — все! — кончено.

В какой-то момент я увидел перед собой Снежка. Я бежал, а он висел в воздухе передо мной и смотрел на меня. Потом он развернулся и, не касаясь земли, стал удаляться большими плавными прыжками. Я, как ни старался, не мог догнать его. Снежок становился все дальше и дальше, пока наконец, не исчез в перламутровом мареве, простиравшемся впереди. А я все бежал и бежал, уже не чувствуя ни земли под собой, ни собственных движений, но зная, что бегу, и далекое перламутровое марево простиралось в ожидании.

Когда я проснулся в следующий раз, наконец-то пришло ощущение того, что я отдохнул. Я чувствовал себя гораздо лучше, мысли прояснились. Я снова сел и обнаружил, что под полотенцем на столе для меня оставили еду, а на лавке лежал комплект одежды. Кроме меня, в доме никого не было. За окном изредка слышались голоса, но они доносились издалека, слов было не разобрать. Зато где-то поблизости раздавался очень знакомый звук: ффффить… — пуф. И снова: ффффить… — пуф. Не помню, чтобы на территории училища была площадка для стрельбы из лука. Но мало ли что могло измениться, пока меня здесь не было…

Пока меня… не было…

Мороз пробежал по спине. Встряхнувшись, я принялся переодеваться. Кожа ощущала прикосновение одежды непривычно. Она и в самом деле стала суше, плотнее, и цвет ее изменился, стал сероватым. Я помнил о том, что говорил Киф насчет таких перевоплощений: какие-то свойства существа, в которое вселяется дух, полностью или частично сохраняются даже после того, как тело принимает иную форму. Значит, я теперь в чем-то горгулья? Будем надеяться, я не обращусь в камень, когда выйду на солнце. Хотя о таких вещах и говориться в легендах, Снежок ведь в камень не превращался.

Я поел, убрал посуду. И, собравшись с духом, вышел из дома.

День был ясный, солнечный. Двор училища был пуст, его покрывала сухая серо-желтая пыль. Большой вяз стоял с обнаженными ветвями; у завалины здания лежало несколько жухлых листочков, принесенных ветром. Прошлогодние — подумал я. Если я правильно рассчитал время, то в нашем мире сейчас была весна. Снег уже сошел, и сошел, по всей видимости, быстро — свежей травы еще видно не было. Но, если солнце будет и дальше так палить, а землю сбрызнет дождем, она появится, моментально появится.

Ффффить… — пуф… Ффффить… — пуф… Ффффить…

Я спустился с крыльца, прошел вдоль дома, повернул за угол. На площадке, скрытый от посторонних глаз, стоял Тим. У него был лук, тот самый эльфийский лук, которым Боггет обзавелся еще в Безмирье, а за спиной висел колчан со стрелами. Пространство на дальнем краю площадки, у самого забора, где раньше были какие-то невнятные заросли, теперь было расчищено, и там стояла мишень. Тим доставал стрелу, аккуратно клал ее на тетиву, натягивал ее, прицеливался, мягко разжимал пальцы…

Ффффить… — пуф…

Он даже обзавелся специальными кольцами для стрельбы из лука. Результаты были довольно приличные, хотя и не все стрелы попадали в «яблочко».

— Эй, Тим! — окликнул я его. Он обернулся. Я увидел, как лицо моего друга озаряет неподдельная радость, и улыбнулся тоже. — Привет.

— Сэм! Сэм!..

Он бросился ко мне. Я немного смутился, когда он, подбежав, крепко обнял меня, походя хлестнув по спине луком. Но не отталкивать же его было.

— Сэм, это и правда ты! Здорово как!

Отпрянув, он рассматривал меня, словно проверяя, все ли на месте.

— Что-то не так?

— Нет, все нормально, что ты! Только у тебя волосы русыми стали и глаза теперь другого цвета, да и бледный ты какой-то. А так все нормально! Как себя чувствуешь?

Я пожал плечами.

— Хорошо я себя чувствую. А глаза…

Смотреться в зеркало после перерождения мне еще не приходилось, да и не водилось зеркал в доме Боггета, откуда им там быть — инструктор и брился-то на ощупь. Я подошел к бочке, стоявшей под застрехой на углу дома. Наклонился, пытаясь рассмотреть отражение в воде. Ничего не разглядел, конечно, — темная фигура на фоне неба, черты лица едва угадываются.

— И какого они цвета? — спросил я.

— Серо-голубые. Тебе идет.

Серо-голубые? Вот, значит, как… Раньше мои глаза и волосы были темного цвета. Почти черные. Отец говорил, что в детстве у меня глаза были голубые, потом потемнели. Такое часто бывает. Но чтобы наоборот… Хотя, Снежок ведь был голубоглазый. Может, это его наследство. А может, дело совсем и не в Снежке.

— Эй, Сэм, а как оно вообще… Ну, ты понимаешь. Как все это было?

Я выпрямился, провел рукой по волосам. Кажется, они стали немного жестче.

— Да я не помню почти ничего. Как умер, даже не заметил. Ни боли не почувствовал, ни испугаться не успел. Не сообразил даже, что происходит. А потом… Спал как будто. Сколько, не знаю. И как тут оказался, тоже не имею понятия. Просто однажды утром каким-то образом очутился в теле одной нашей горгульи, Снежка, помнишь его? Вот… Только я не сразу понял, что я — это я. А потом был какой-то провал, я вспомнил все, и крыша чуть не съехала. Но тогда Боггет и Киф были уже рядом. Я Боггета ранил нечаянно, а Кифа, кажется, не достал… Кстати, где они?

Тим слушал жадно, и скудость моего рассказа его явно разочаровала. В ответ на мой вопрос он сказал:

— Боггета я с утра не видел, он куда-то в город ушел. А Киф, наверное, как всегда, там, — и он кивком головы указал на здание училища.