Ольга Моисеева - Аватары Тьмы! [СИ]

Столовая! Жральня в ином измерении, где длится, и длится, и длится бесконечный обед монстров с одним-единственным вечно поступающим блюдом — сознанием умерших людей.

«Змея» стала медленно поворачиваться, чтобы ползти назад, за «камни», и Андрей понял, что настала пора возвращаться. Пока они меняли положение, мальчик продолжал смотреть на стервятников: непрерывно менявшийся ракурс то приближал, то отдалял различные детали их жуткого пиршества, очертания стаи плыли и трансформировались. Временами она превращалась в единое существо, и тут же разделялась так, что тысячи пар крыльев пронзали друг друга, а там, где была голова, возникало огромное количество нечеловечески яростных глаз и клювов. Они по-разному сливались и разделялись, словно тьма кишела чёрными червяками.

Наконец, замкнутая с детским колесом «змеиная» голова оказалась за «камнями», и впереди замельтешили золотые искры, означавшие, что сейчас они с невероятной скоростью ринутся назад — туда, откуда пришли. Андрей «оглянулся», чтобы в последний раз увидеть жрущих «светлячков» «грифов» и вдруг заметил, как с самого кончика фиолетового «змеиного» хвоста сорвалась багровая капля и блохой прыснула за ближайший «камень».

А потом золотые искры разлетелись, Андрей вместе со всеми ухнул в серое ничто и с невероятной скоростью пронёсся сквозь узкую часть гигантской воронки, постепенно замедляясь, пока не вывалился обратно в каминный зал.

Понадобилось, наверное, минут пять, прежде чем он окончательно пришёл в себя и обнаружил, что в зале царит непонятная суета. Нет, это не касалось детей: они всё ещё сидели на стульях, причём маленький кудрявый очкарик Лёша завалился Андрею на плечо, явно потеряв сознание, а дылда Нина справа трясла головой, будто лошадь. Вика завозилась, снова пихая его локтем в спину, белокурый мальчик ладонями тёр лицо. Очкарик тихонько пискнул, приходя в себя.

— Всё? — спросил он.

— Угу, — кивнул Андрей, всматриваясь в топтавшихся на некотором отдалении взрослых.

— Кру-у-ть! — протянул Лёша.

— Угу, — не блистая разнообразием, ответил Андрей, увидев, наконец, причину суеты: на полу неподвижно лежал один из мужчин.

— А чего это они все там столпились? — Лёша подался вперёд. — Вон мама! А там кто-то упал!

Они слезли со стульев и побежали к взрослым.

— Мама! — громко закричал очкарик.

Присевшая рядом с человеком на полу женщина поднялась и быстро пошла Лёше навстречу, Андрей обогнул её и столкнулся с учителем.

— С тобой всё в порядке? — спросил он, взяв мальчика за плечо.

— Да, а… — Андрей смотрел, как седовласый старик опускается на колени возле лежащего без движения мужчины — это был тот, кто стоял в «змее» последним. — Что случилось?!

— Витя! — голос учителя дрогнул. — Витя умер.

Андрей подошёл ближе: на лице покойника застыла всё та же странная улыбка.

На Старокисловской было тихо и по-утреннему прохладно. Дом 7/9 ничем не выделялся среди других, стандартная вывеска над обычной дверью с табличкой, где указаны часы работы — в общем, всё — как и должно быть, ничего подозрительного. Вера приехала на сорок минут раньше и, внимательно осмотрев вход в ателье, теперь медленно прогуливалась в скверике напротив, дожидаясь открытия. Людей вокруг было немного, и ничем особо интересным они не блистали. Тощий, но — судя по яркому, равномерно расцвеченному светаку — вполне здоровый молодой парень бежал к метро. Старушка, с поблёкшими красками светотени и тёмными пятнами на ней — скорее всего от целого букета старческих недомоганий, — не спеша следовала к магазину. А по параллельной дорожке бродил зевающий мужик с собакой, слишком хорошо воспитанной, чтобы облаять внушавшую неприязнь девицу. Да, если раньше друзья человека Веру просто обходили стороной, то теперь реагировали, как в своё время на деда, — видно, проявившиеся в полную силу способности раздражали собак куда больше, чем скрытые.

Стараясь держаться от псины подальше, Вера продолжала поглядывать вокруг, изучая прохожих, но не имея ни малейшего желания вступить в контакт с чьей-то световой тенью, пока в сквере не появилась немолодая, немного растрёпанная тётенька с сумками. Она шла через сквер, когда светак её вдруг выстрелил красно-белым протуберанцем, стелясь по дорожке, будто язык пламени, а спустя миг женщина упала. Сумки полетели в стороны, одна раскрылась, и по тротуарной плитке, подпрыгивая и скатываясь в траву, покатились огурцы.

Вера бросилась к тётеньке и, подхватив под локоть, потянула вверх. Та стала подниматься, но вдруг охнула и снова опустилась на землю.

— Нога! — сдавленно простонала она. — Больно…

Но Вере уже не нужны были пояснения: её светак сам собой наполз на принадлежащего женщине собрата, и всё сразу стало понятно. Порванная связка! Она буквально полыхала перед глазами, затмевая хроническую гипертонию и гастрит — два самых ярко выраженных недуга, наиболее сильно повредившие светак. Существовали, возможно, и ещё какие-то болезни, но не столь существенные, разбираться в них сейчас было недосуг, Вера осторожно поддерживала и вела прыгавшую на одной ноге страдалицу к ближайшей лавочке.

— Спасибо, — тётенька опустилась на деревянное сиденье, над верхней губой выступили бисеринки пота. — Сейчас я позвоню… ой, а где мой телефон?

— Здесь! — отозвалась собиравшая рассыпавшиеся огурцы помощница, хватая поблёскивавший в траве мобильник.

Он оказался повреждён — прямо посередине экрана образовался скол, от которого во все стороны разбегалась паутина трещин.

— О господи! — с досадой и жалостью проронила женщина, аккуратно смахивая с телефона травинку. — Господи…

— Простите, — тихо произнесла Вера, тоже расстроившись, хотя телефон оказался таким маленьким, старым и примитивным, что уже ничего не стоил. Его, конечно же, давным-давно следовало сменить на нормальный… но…

Но стало вдруг так жаль эту несчастную, измученную работой и болезнями тётеньку, столь неожиданно и нелепо лишившуюся не только телефона, но и возможности ходить, что Веру буквально захлестнуло острое желание как-то помочь, облегчить жизнь, уменьшить страдание… Она и сама даже не поняла, что сделала, просто потянулась к женщине, вновь наползая своим светаком на чужой, чтобы разгладить, выправить, заполнить свежую вмятину…

Острая боль прошила тело, растекаясь от центра груди к кончикам пальцев на руках и ногах, Вера вскрикнула и упала на колени. Сидевшая на лавочке тётенька тоже охнула: её повреждённая нога непроизвольно дёрнулась, а внутри будто огонь полыхнул, облизнув сустав и разорванную связку.

— Что это? — испуганно прошептала женщина, ощупывая ногу, — под кожей щекотало, горело, тянуло и пульсировало, словно туда пробрались горячие муравьи и теперь толпами бегали меж мышечных волокон, кусаясь и роя ходы. — Что происходит?