Ольга Моисеева - Аватары Тьмы! [СИ]

И пусть даже он сделал это в алкогольном помрачении, какая-то двойственность, безусловно, присутствовала: вроде как случайный передоз, а в то же время… — чёрт! на хрена теперь анализировать? Всё равно, как пытаться понять, отчего у тебя рост маленький, а у соседа — метр девяносто: даже если узнаешь причины, высоким от этого не станешь…

Так и здесь, думал Виктор Индукин, «пером» сотрясаясь в «объятьях» лысорей, обратно ничего уже не вернёшь. Да он и не смог бы! Зная, какова участь самоубийцы, принять её — выше его сил, да и вообще сил человеческих. А Виктор знал.

Возможно, он был такой единственный — наглотавшаяся таблеток, в стельку пьяная полумёртвая «лампочка», сумевшая вступить в контакт с лысорями и выторговать себе облегчение.

Оказаться между тем и этим светом — то ещё удовольствие! Особенно в такой спорной ситуации: когда вроде как сам отравился, но в то же время сделал это не нарочно и почти в бессознательном состоянии. Но способности «лампочки», как выяснилось, не пропьёшь: если они у тебя активированы, то, как начинаешь умирать, включаются автоматом.

Виктор увидел своего сына. Через стеклянную стену закрытого бокса. Тот лежал на больничной койке — маленький, исхудавший так, что, казалось, кости вот-вот проткнут тонкую, бело-зелёную кожу. Череп его тоже как будто заострился, глаза были закрыты, вокруг залегли тёмные круги, в носу — прозрачная трубка.

— Ну, вы что, до сих пор не готовы?! — раздался сзади чей-то голос.

Виктор с удивлением обернулся и увидел врача.

— Готов? К чему?

— Пересадка костного мозга, вы что, забыли?! — возмутился врач. — Вы должны уже лежать в боксе, подготовленным к операции, а вы всё тут ходите, с ума, что ли, сошли? Быстро, быстро! — Он схватил нерадивого родителя под локоть. — Время не ждёт!

И тут произошло нечто странное: Виктор остался стоять, наблюдая, как его ведут по коридору к соседнему боксу. При этом он вдруг ярко почувствовал озарявшую сердце надежду, что после операции его сын выздоровеет — так думал тот, второй Виктор Индукин, вместе с врачом заходящий в бокс. Он словно раздвоился, осознавая сразу две свои ипостаси: стоявшего в коридоре наблюдателя и того, кто торопился на операцию.

— Так, давайте раздевайтесь, сейчас я… — врач вдруг умолк, с ужасом глядя на Виктора в боксе — начав снимать одежду, тот вдруг покачнулся и схватился за плечо доктора.

— Вы что, напились?! — обретя дар речи, заорал врач.

И тут Виктор-наблюдатель почувствовал, что тот, который в боксе, и в самом деле смертельно пьян!

— Да я… — промямлил он, вдруг понимая, что натворил. Как же так получилось?! Он посмотрел через прозрачную стену бокса в коридор: там никого не было. Наблюдатель оказался его пьяными глюками и теперь исчез. — Я…

— Доктор! — в бокс ворвалась его жена, потрясая пустыми блистерами из-под таблеток. — Смотрите, он ещё и вот это принял! Сумасшедший идиот!

Бросив блистеры, она, заливаясь слезами, подбежала к Виктору и стала бить его по щекам, сначала ладонью, потом кулаками:

— Как же ты мог? Сволочь проклятая!! Как мог?!

— Кажется, у меня была температура, — едва ворочая языком, заявил Виктор, сгорая со стыда и ужаса, что так подвёл своего единственного, смертельно больного сына. — Я выпил жаропонижающие. «Господи, что за безумная, адская чушь?!» — поразился он собственному необъяснимому кретинизму, прежде чем упал на кровать, потому что ноги его уже совсем не держали.

— Что? — оттолкнув взбесившуюся женщину, врач дотронулся до лба Виктора, потом сунул ему подмышку градусник.

Жена, будто сдувшийся шарик, опустилась на стоявший в углу стул и скукожилась, закрыв руками лицо.

— Лихорадка! — констатировал доктор, глядя на градусник. — Операцию теперь придётся отложить на неопределённый срок.

— Вы же говорили, что тут каждый час на счету! — отняв от лица руки, сказала жена — в глазах её плескался страх, но это было ничто по сравнению с охватившим Виктора адским, всепоглощающим ужасом от осознания, что же он натворил…

— Лихорадка означает инфекцию! А у вашего сына сейчас нет иммунитета, вы это понимаете? Нельзя делать операцию, пока донор полностью не выздоровеет, иначе мы убьём мальчика. — Врач говорил, и каждое слово острым гвоздём пронзало Индукина, заставляя испытывать такой жгучий стыд и душевную боль, что лучше бы с него кожу живьём сдирали…

— Надо найти другого донора! — закричала жена.

— Это займёт ещё больше времени, — ответил доктор.

И тут больного вырвало прямо ему на халат.

Следующие несколько дней прошли в тёмном тягучем кошмаре болезни. Виктора пытались быстро вылечить, но никак не могли распознать инфекцию, назначаемые препараты не действовали, и в итоге его сын умер, так и не дождавшись операции.

Когда ему сообщили об этом, муки достигли такой запредельной мощи, что Индукин потерял сознание, а когда очнулся, то опять увидел сына. Тот лежал в стерильном застеклённом боксе, ожидая операции.

И история повторилась сначала, но Виктор не помнил, что это уже было, и потому прочувствовал всё с той же силой, что и в первый раз.

А потом опять.

И снова.

И ещё.

Адский кошмар продолжался и продолжался, сколько раз неизвестно, пока однажды, перед тем, как, после сообщения о смерти сына, потерять сознание, Виктор вдруг случайно поднял взгляд и заметил наверху кусок неба. На первом этаже трёхэтажной больницы! Поражённый столь невероятным видом, страдалец отвлёкся от горя и замер с открытым ртом, пытаясь понять, что это такое. Уж, конечно, не сквозная дыра через три этажа! — потолка там не существовало в принципе, небо вклинилось в больницу из другого места, будто кто-то совместил два разных пространства. Как только Индукин об этом подумал, небо стало темнеть, а больница, наоборот, высветляться, и вскоре вверху проступила тонкая, полупрозрачная, не то серая, не то серебристая труба. В её сторону подул слабый ветерок, а пол под ногами задрожал. Тогда Виктор толкнулся и, вытянув руки вверх, прыгнул к трубе. Ветерок мгновенно превратился в мощный поток, и застрявшего в жутком больничном круге мученика, словно гигантским пылесосом, утянуло в трубу.

Мелькнули серые стенки, и тут же труба неожиданно резко расширилась, выплюнув Виктора прямо к пирующим лысорям, но совсем не туда, где появлялась созданная «лампочками» «змея» проникновения. Да, это, без сомнения, было то же самое закрученное пространство, только видимое не из-за «камней», а сверху. Трепетали, пронзая друг друга чистой тьмой, чёрные крылья, а многоклювая голова разворачивалась сразу во все стороны веерами из многих морд. Монстр жрал плывущих внизу «светлячков», и пока он не видел висевшего прямо над ним Виктора, тому надо было срочно переместиться куда-нибудь подальше, может, за «камни», так удачно скрывавшие «лампочек», когда они проникали сюда ещё при жизни… Жизни?! Виктор вдруг осознал, что его сын только что умер, а сам он… Сам он — тоже скончался?!