Виктория Борисова - Светлая сторона апокалипсиса

И только раз в году, в Осенний день, верующим дозволялось посетить храм грозной богини. Странный это был праздник — одновременно мрачный и торжественный. Урожай уже собран, зерно ссыпано в амбары, и домашний скот заперт в хлеву. С моря дует холодный, пронизывающий ветер. Крестьянину нечего больше делать в поле, самое время сидеть у очага с кружкой горячего пива и вспоминать старые добрые времена. А вместо этого соседи и родственники переглядываются между собой, односложно переговариваются: «Пора? Да, пора».

Они собираются в группы по десять — пятнадцать человек, чтобы не так страшно было идти через горы. Закидывают на плечи мешки с провизией и фляги с молодым вином. Впереди у них долгий путь, но никто не жалуется. Год закончен, остается только поблагодарить богов за него и испросить благословения на следующий.

Нам-Гет не добра, но справедлива — так всегда говорили в Сафате. Ее считали одновременно дарительницей жизни, матерью богов и людей, древней, как сама земля и звезды, — и в то же время богиней смерти, хозяйкой подземного мира, в который уходят души умерших, прежде чем родиться вновь. Так солнце опускается в море на закате, так зерно уходит в землю, чтобы прорасти из нее… Так же и люди рождаются и умирают, создавая вечный круговорот жизни.

У богини два лица — добрый и прекрасный лик молодой женщины и ужасное, отталкивающее лицо старухи. Каждый приходящий в ее храм видит свою Нам-Гет, и от этого зависит его дальнейшая судьба. Увидеть ее красивой считается добрым знаком, а уродливой и безобразной — грозным предостережением.

Человеку слабому, глупому, ленивому нечего ждать утешения и поддержки в ее храме. Но у тех, кто готов переломить свою судьбу, надежда есть. Нередко здесь снисходит озарение на людей, что просят совета в трудном и важном деле. А некоторым удается даже вымолить исполнение заветных желаний.

А с тех пор, как Смотрителем стал Жоффрей Лабарт и возле храма возник поселок оризов, поклонение богине завершается веселой пирушкой. Все больше поселян каждый год поднимаются в горы. Люди молодые уже не помнят, что Жоффрей Лабарт когда-то был всесильным Первым министром, но его почитают как святого, хотя и побаиваются. Для многих Осенний день и поклонение Нам-Гет уже стали важным, значительным событием, которого ждут весь год.

Но любой, кто приходит в храм Нам-Гет в любой другой день, так же рискует рассудком и жизнью, как раньше. Поэтому люди идут на такой шаг только в состоянии отчаянной крайности. Закон более не преследует их — не так легко найти беглеца там, куда не всякий стражник захочет соваться даже под страхом смертной казни. Да и надо ли? Боги сами карают нечестивых.

Шагая по скользким, чуть выпуклым черным камням на Тропе, Олег, конечно, не знал всего этого. И все же… Почему-то ему казалось, что за ним наблюдают. В самом начале пути прямо над его головой неизвестно откуда появились две огромные летучие мыши. Хлопая тяжелыми кожистыми крыльями, они закружились в воздухе, будто исполняя какой-то затейливый танец. Когда одна из этих тварей с противным писком начала спускаться все ниже и ниже, явно целя в голову, Олег даже зажмурился от отвращения. Вот ведь пакость какая! И чего они разлетались тут до наступления темноты? Вроде ночные животные.

Когда Олег открыл глаза снова, он едва не закричал от ужаса. Ни горного пейзажа, ставшего привычным за последние дни, ни самой Тропы больше не было. Только черное небо над головой, клубящиеся багровые облака… И море огня далеко внизу. А под ногами — тоненькая хворостинка. Она раскачивалась и скрипела при каждом шаге. Еще немного — и он полетит туда, вниз, в пылающий ад. Олег почувствовал себя маленьким и беспомощным, словно смешной человечек в компьютерной игре. Вот сейчас он сорвется и, если очень повезет, успеет умереть еще в полете, а где-то далеко на экране высветится надпись «Game over», и можно будет начинать игру заново. А смешного человечка уже нет и не будет никогда.

— Рано радуешься, — лениво протянул ехидный голосок в голове, — легко отделаться захотел. Вспомни лучше, что говорил Адраст.

— Это всего лишь наваждение, морок… Иди вперед, не оглядывайся…

Олег немного воспрянул духом. Колени перестали предательски дрожать, и сердце уже не колотилось, как овечий хвост. Шаг, еще шаг, осторожнее… Последний завет Адраста Олег твердил как заклинание. И ужас отступал, прятался, как змей в нору.

— Нет уж, не дождетесь! Еще поборемся!

Багровый свет погас. Олег сделал еще шаг в темноту — и снова очутился на Тропе. Он с наслаждением вдыхал прозрачный холодный воздух, чувствовал под ногами отполированные гладкие камни, смотрел на небо…

Мало же надо человеку для счастья!

Когда на город опускается темнота, жители стараются не задерживаться на улицах. Давно опустела базарная площадь, торговцы заперли свои лавки, а запоздавшие прохожие спешат побыстрее попасть домой. По ночам шастают по улицам только стражники да лихие люди, и неизвестно еще, кому из них страшнее попасть в руки. Каждый рачительный хозяин задвигает тяжеленный засов на воротах и самолично спускает с цепи седомордого, охрипшего от лая волкодава дарелатской породы. Крепко заперты двери, ни лучика света не пробивается сквозь глухие ставни. Скоро, совсем скоро город погрузится в сон.

Только царский дворец всегда сверкает огнями. Каждому известно — у сановных и богатых что ни день, то пиры да праздники. Каждый вечер из дворца несутся звуки музыки, конский топот, женский визг, крики хмельных гостей. Порой так расшумятся, что обыватели из ближних кварталов только дрожат под перинами да творят запретную молитву Нур-Арданту, богу — охранителю от зла.

Каждый вечер, но не сегодня. Дворец погружен в темноту, слуги и придворные переговариваются шепотом. В своей роскошной спальне, на кровати, инкрустированной золотом и перламутром, под парчовым одеялом умирает царь Хасилон, семнадцатый представитель Великой Династии.

Последний в своем роду.

Преемник уже избран, за порядок и закон в стране можно не опасаться, ибо сказано в Заповедях: «Если царь умрет, не оставив наследников, престол наследует Первый друг царя, и да будет благословенно царствование его».

Но почти у каждого из придворных сердце екает жалобно и тревожно — что-то будет? Многим ли удастся сохранить свое положение при новом государе? Кого-то ждет блестящее будущее и быстрый взлет, а кого — царская немилость, изгнание из дворца, а то и тюрьма.

В царских покоях масляный светильник горит еле-еле, отбрасывая огромные уродливые тени на стены и потолок. В углу на низком резном табурете дремлет, клюет носом старый Расмут, бессменный царский прислужник. У смертного ложа остался только он, другим больше нет дела до умирающего властителя. Живая собака лучше мертвого льва.