Кортни Коул - Ноктэ [litres]

Дэр не отвергает меня.

Это должно стать моей новой мантрой.

С этими мыслями и надеждой на лучшее я ложусь спать, когда день подходит к концу. Но в три часа ночи я просыпаюсь.

Меня будят мягкие звуки фортепиано, которые плывут по всему дому.

Обескураженная, я поднимаюсь на постели и снова смотрю на часы.

Да, сейчас все еще середина ночи.

И нет, в это время на пианино никто и никогда не играет.

Я спускаюсь по ступенькам и направляюсь в молельню, с каждым моим шагом музыка становится все громче. Когда я достигаю самой нижней ступеньки, музыка внезапно обрывается.

Громкое эхо вторит в моей голове окружающей тишине. Я бегу по коридору и заворачиваю в комнату за углом.

Сиденье перед пианино пусто.

В замешательстве я иду вперед, чувствуя, как немеют все мои конечности, пробегаю пальцами по пустой скамейке.

Я точно уверена, что кто-то играл на пианино. Я знаю, что именно его звуки разбудили меня. Его крышка открыта, что необычно для этого времени суток. Ее всегда опускают, когда никто не играет.

А затем я слышу запах.

Слабое дуновение одеколона, которым обычно пользуется Дэр.

Мое сердце поднимается куда-то в район горла, я выглядываю из окна и вижу, что в его домике горит свет.

Он еще не спит. Он был здесь.

Какое-то смутное чувство подсказывает мне, что он все еще желает меня так же сильно, как и я его, и мне не требуются для этого какие-либо доказательства или слова со стороны. Невзирая на то, как холоден он был со мной вчера. Я не знаю, какие у него были на то причины, какие тайны он хранит.

Но я точно уверена в одном, когда я падаю на сиденье перед фортепиано.

Если бы даже он пытался, он бы не смог держаться от меня подальше.

Проснувшись утром, я собираюсь сразу пойти повидать Дэра. Но вместе с тем мне не хочется быть слишком навязчивой.

Воспоминание о его ночной игре на пианино, пронизывающей весь дом, поддерживает меня на плаву и предотвращает наплыв паники.

Он хочет сделать нечто благородное. Я чувствую это. Так же сильно я чувствую нашу с ним связь, звенящую в воздухе, сильную, как канат, притягивающую меня все ближе и ближе. Я знаю, что он тоже это чувствует. Поэтому не могу позволить себе беспокоиться.

Все наладится. Иначе и быть не может.

Поэтому, бросив последний взгляд через плечо, я ухожу прочь от его дома, уверенная в том, что мы еще увидимся, рано или поздно.

Ослепленная солнцем, сияющим над моей головой, я решаю немного прогуляться.

Я пробираюсь по тропинкам, расчищая себе путь по скалам сквозь кустарники и ветви деревьев. Это решение кажется мне более достойным, чем снова идти к океанскому берегу.

Когда поднимаюсь на самую вершину, я с удивлением обнаруживаю там Финна, сидящего на самом краю обрыва.

Я замираю на месте в оцепенении, кровь мгновенно отливает от моих порозовевших щек.

Он свесил со скалы обе ноги, обутые в пару черных кроссовок, и беззаботно болтает ими в воздухе, изредка пиная одной ступней другую. Кажется, он даже не задумывается, что в любую секунду камни под ним могут обрушиться.

– Финн, – тихо, чтобы не напугать его, говорю я, – отодвинься подальше от края.

Он смотрит на меня рассеянным взглядом через плечо.

– А, Калла. Ты знала, что если вколоть мускатный орех под кожу, то это приведет к смерти?

Это снова заставляет меня замереть на месте.

– Я надеюсь, это не информация из первых рук? – спрашиваю я, прожигая его руки взглядом на предмет следов от уколов.

Он закатывает глаза.

– Ты же знаешь, я терпеть не могу мускатный орех.

Я с трудом дышу.

– А еще я знаю, что ты сидишь слишком близко к краю. Двигайся назад. Осторожно.

Он не двигается, и я вижу, как кусочки глины начинают перекатываться к краю скалы под ним. Раскаты ударов сердца звенят у меня в ушах.

– Не хочешь сходить сегодня к маяку? – спрашивает он, делая вид, что не слышал моего вопроса.

Он смотрит на океан, на радиомаяк вдалеке, на летающих над нашими головами чаек.

– Да, – без промедлений отвечаю я, – пойдем туда прямо сейчас!

Снова пожав плечами, Финн неуклюже поднимается на ноги, слегка поскальзываясь на камне. Одна кроссовка летит вниз с обрыва, но Финн, кажется, не обращает на это ни малейшего внимания. Он идет ко мне, словно сидеть на краю скалы – это самая обычная вещь, которой могут заниматься люди на Земле, словно он не видит в этом ничего опасного.

Я обхватываю его обеими руками, обнимаю так крепко, насколько хватает моих сил.

– Да что с тобой такое? – шепчу я в его шею, вдыхая запах пота. – Зачем ты это сделал?

– Сделал что? – спрашивает он самым невинным голосом. – Я просто хотел насладиться красивым видом.

– Ты же знаешь, что это опасно, – я отстраняюсь, заглядывая в его глаза, – ты это знаешь!

– А ты знаешь, что я сидел достаточно далеко, чтобы не сорваться.

Он отвечает мне моими же словами, которые я говорила ему раньше, только в данном случае это не работает.

– Ты сидел на самом краю, – мой голос дрожит.

Но он опять только пожимает плечами.

– Я до сих пор там.

Он спускается вниз по тропинке, насвистывая мелодию, от которой у меня мороз пробегает по коже: это та самая песня, которую играл на пианино Дэр прошлой ночью.

Он тоже слышал ее. Он знает, что Дэр был в доме. Вот что так огорчило его. Кажется, я нашла мотивацию его поступка.

Я сбегаю вниз по тропинке, чтобы идти рядом с Финном.

– Ты расстроен из-за того, что мы сблизились с Дэром? Ты должен знать, что ты самый важный человек в моей жизни, Финн. И ты всегда им останешься. Что бы ни случилось.

Он останавливается и смотрит на меня.

– Калла, ты преувеличиваешь. Со мной все в порядке. Я не зол на тебя.

И он снова продолжает свой спуск.

Я иду с ним бок о бок, стараясь сохранять душевное равновесие, и поначалу у меня это очень хорошо получается. Внезапно, на полпути к пляжу, я замечаю на земле что-то блестящее, с серебристым отливом. Пробежав несколько шагов вперед, я наклоняюсь и поднимаю медальон с образом святого Михаила.

Я безмолвно вращаю его в своих пальцах, пока Финн догоняет меня.

– Зачем ты выбросил его? – требовательно спрашиваю я, – Я поняла, что ты больше не хочешь его носить, но это был мамин подарок. Это она подарила его тебе, Финн. Ты не можешь просто так выбросить его.

Он снова пожимает плечами, от чего я уже порядком устала.

– Если ты хочешь, можешь взять его себе, – говорит он безразлично, отчего мне отчаянно хочется закричать.

– Я не хочу его! Я хочу, чтобы он был у тебя! Он твой. Наша покойная мать подарила его тебе. Ты должен хранить его у себя.

Из меня готов вырваться вопль, но Финн не реагирует на происходящее. Он просто смотрит на меня в упор светло-голубыми глазами, того же цвета, что и небо.