Вадим Жмудь - Инспекция

Вечером того же дня начальник ПАТП вызвал кондукторшу и твёрдым голосом произнёс:

— Анна Петровна, я вас прошу впредь всегда делать остановку по просьбам пассажиров, если это не противоречит правилам движения.

Кондукторша хотела ответить: «Да, конечно, будет сделано!», но вдруг обнаружила, что её язык совершенно безболезненно отвалился. В этот самый момент из её кармана выпорхнула сторублёвая бумажка и, полетав, как бабочка, вокруг неё, внезапно исчезла.

От очистных сооружений несло так, что хоть святых выноси. Квинтэссенция городских сливов парилась в огромных бассейнах, медленно превращаясь в органические удобрения. Водитель автобуса поспешно закрыл двери и резко тронулся с места, обдавая Седовласого выхлопными газами и пылью из-под колёс, что на фоне общего «аромата» могло сойти за дезодорант. Седой достал из воздуха средним и указательным пальцами какую-то монетку, перевернул и провёл по ней большим пальцем по часовой стрелке, она мгновенно стала сиять, как купол Казанского собора при слепом дожде. Седой швырнул золотую монетку в самый центр зловония, и мгновенно от места её падения пошли золотыми кругами разрастаться желтые одуванчики. Теперь вместо завала фекалий здесь была поляна из чистейшего чернозёма, покрытая сплошным ковром ароматных одуванчиков. «Так-то лучше», — пробурчал Седой и уверенно пошел к самому центру жёлтого пятна. Затем, начертав рукой в воздухе какие-то таинственные знаки, он круговым движением пальца обрисовал впереди себя эллипс. Жёлтый дёрн медленно расползся, и под ним открылась лестница вниз. Седой встал на первую ступень, но лестница против его ожиданий не поехала вниз. Седой пожал плечами и стал спускаться. На стене первого пролёта висела табличка: «Вход в чистилище временно перенесён к Чернобыльской АЭС. Падшим и заблудшим душам проезд в багажном отделении самолетов авиакомпании «Сибирь», рейс 242, по средам. От аэровокзала Киев доставка белым облаком «Аэропорт — Крещатик — Припять» проезд бесплатный. Справки по телепатопеленгу 3-18-46-11. Звонок платный».

«Бюрократы чертовы» — очень спокойно, точно и адресно дал определение Седой. Затем он слегка пнул ступеньку, и лестница послушно вынесла его наверх. Жёлтая дыра затянулась, как только он покинул её. Седой ещё раз окинул взглядом одуванчиковое поле и негромко, но с восклицательной интонацией произнес: «Илья!»

И тотчас же на небесах загромыхало, натянуло невесть откуда тяжёлых грозовых туч со всех сторон. Первая молния полоснула вдоль неба, и почти тотчас же другая стрелой пролетела почти к самым ногам Седого.

Яркая вспышка на мгновение ослепила всё кругом, после чего в месте, где в землю возникла молния, возникла горящая повозка с запряженными в неё четырьмя огненными конями. На козлах сидел веселый бородатый старичок.

— Туточки я, куда изволите править? — весело произнёс Илья.

— К четвёртому, — ответил Седой, вскакивая в повозку.

— Ясно. Тиха украинская ночь. То есть, день, простите. Но, залётные! — и повозка плавно вознеслась в небеса.

Водитель автобуса на обратном пути в недоумении смотрел на очистные сооружения. Вместо привычно неудобоваримого запаха, сбивающего с ног даже молодого поросёнка, от очистных сооружений приятно пахло медовым одуванчиковым ароматом, усилившимся после грозы. Пассажиры пооткрывали окна и весело ругали синоптиков, суливших на этот день ясную безоблачную погоду.

Район Чернобыльской АЭС был обжит бомжами, часто посещаем мародёрами и прочими уголовными элементами. Но в зону четвёртого энергоблока никто не совался. Поэтому спускающаяся с небес колесница не была замечена. Седовласый бодро соскочил на землю, а добродушный возница ласково произнёс: «Осторожно, двери закрываются, колесница идет в депо. Но, родимые!» После этого колесница превратилась в облачко пара, которое плавно поднялось вверх.

Седовласый улыбнулся и уверенно вошел в здание. Произведя те же манипуляции, он вскрыл идентичное отверстие в полу и встал на первую ступень точно такой же лестницы. На этот раз лестница плавно поехала вниз.

Эскалатор кончался в просторном вестибюле, заполненном душами грешников. Души томились в ожидании, перечитывали в сотый и тысячный раз многочисленные объявления, тоскливо и опасливо смотрели друг на друга. Погибшие в катастрофах семьи держались кучками и были не столь угрюмы. Это в очередной раз подтверждало, что вместе умирать не так обидно.

На Седовласого никто не обращал внимания. Он пошел через проходную, не замедляя шага. Тотчас перед ним замкнулись механические преграды турникета.

— Далеко собрался? — грубо одёрнул Его вахтёр, дыхнув перегаром.

— Очень далеко, но не надолго, — пошутил Седой.

— Ошибаешься, родной. Хи! Как раз уже недалеко, но оч-ч-чень надолго. Так что не спеши, а дождись своей очереди.

— Сын мой, ты забываешься, — весело сказал Седовласый, в планы которого, видимо, не входило раскрывать своё Инкогнито, но и сильно таиться он не собирался.

— Тэк-с, то-то я гляжу — живой! — задумался вахтёр. — Только я тебе не сын. Тут у нас только папа Римский себе такое обращение позволяет. А пап у нас не так много: только Александр VI. Слыхал? А нынешнему не к нам. Так что, мил человек, и не по адресу ты, и субординацию нарушаешь.

— Да ты пьян никак? — ещё больше развеселился Седой.

— Если бы я, положим, был пьян, что бывает, не скрою, нешто я бы различил живого и не живого? Вы же все как две капли! Только вот это… — Он попытался ткнуть пальцем в глаза, — Но только я не пьян! — его горячность выдавала ложность его утверждения, — И вижу, что ты — живой! Здесь вам не Аид. Прямо вот ещё Орфей выискался! Геракл, чисто! Или, допустим, Эней! Ишь, зачастили! Это у них там. Стикс переплыл и готово! И всех выпускай потом. Пойми, мил человек! Живых выпускать потом надо. А мы — закрытая организация. У нас не Стикс, у нас проходная. И у нас выпускать не положено. Пропуска на вход бывают, а на выход, извините, нету. Не бывает! Не требуется. Только херувимам. Кастратам крылатым… А живым — нет! С этим строго. Пре-ценд… — он стал сбиваться, — пре-дцед-ннн-дентов не было, вот!

— Будут, — лаконично сказал Седой и прошёл сквозь турникет.

— О! — изумился вахтер, — Как же это? Ни одна же душа не может его преодолеть! Тем более живая. Это он что у меня сломался, что ли? Посадили на неисправный турникет, и ещё говорят, что я — пьян! Да сами вы…

И он стал торопливо жать на жёлтую кнопку связи с технической службой. Услышав характерное: «Алё? Ну, чего тебе ещё?» обиженно закричал в грязный микрофон:

— Чего-чего? Пришлите тут кого-нибудь, срочно! Аристобулыч говорит. Я говорю, срочно. Черти, турникет сломали, и не чинят мне тута. У меня тут живые, можно сказать, валом валят сквозь турникет. Я вам что? Их руками, что ли, отгонять буду? Давайте махом, одно копыто здесь, одно копыто тут. Поняли мне? То-то! Аристобулыч это говорит. Махом, я говорю!