Павел Брыков - Томас

Оставшийся час не показался Томасу пустым. Каждый его вздох, поглаживание ветра, набежавшая на берег волна были наградой. Окружавшая его трава, цветы, деревья, небо, вода и земля вдруг стали соучастником его горя. Пятовский ставок провожал его и прощался с ним. Сам Городок прощался с Томасом Чертыхальски. Вернее, Тихоня так хотел думать, что Городок с ним прощается, но это, конечно же, было не так. Городку нет до него дела... Ровно через сутки он неизвестно где окажется, а вот эти, растущие на пляжике ивы и дальше будут терять свои листочки. Листочки упадут в воду. Волны их прибьют к берегу. На берег придут рыбаки. Облака, отбрасывая гигантские тени, и дальше будут скользить над землей. На шахте имени Ленина клеть с грохотом и лязгом спуститься вниз, и ребята разойдутся по лавам; в автогаражах водители заправят баки и разъедутся, продавцы на рынках выставят свой товар, чьи-то дрожащие от предвкушения руки забьют гильзу травкой; старухи у церквей прогундосят свои зазубренные жалобные речовки, клерки включат компьютеры, воров ждет новый срок, матери пойдут выгуливать детей, мужья будут изменять женам, жены — мужьям... Жизнь потечет своим чередом. Как до него, так и после. Это сейчас Томас имеет возможность ощущать, осязать, вкушать, видеть, наконец... Сто лет прожито, а не надышался. Отсекал все лишнее, как та ящерица свой хвост, забывал, отворачивался, не вникал.

Небо такое прозрачное, голубое... августовское. Воздух звенит. Ощущается какое-то напряжение. Давление скачет, что ли? Дождь будет? Пора бы... Тоня обычно чувствует приближение грозы. Спросить?

Антонина Петровна сидела, опустив голову, отвернувшись от Тихони. Наверное, ей сейчас ещё хуже, чем ему. Всё это время она находилась возле тоннеля и ждала его. Ждала, прекрасно зная, к кому он пошел в гости... Вернее, к кому она послала Томаса в гости. Воскресенье, понедельник, вторник... Он появился в ночь на среду, когда времени почти не осталось. Это он пребывал в счастливом неведении, забытье, но Тоня всё прекрасно понимала, и ожидание для неё было пыткой. Хуже пытки... Так думал Томас, сидя на берегу и полоща свои босые ноги в не желавшей теплеть воде.

Поплавок юркнул, как мышка в норку. Удилище — вверх и в сторону. Карасик выпрыгнул из воды, серебристый с розовыми полосками на боках. С ладошку. Тоня подхватила его, ловко сняла с крючка и хотела бросить в баклажку с водой, как вдруг из зарослей вышел рыжий дикий котяра. Грязный, одноглазый, с куцым хвостом. Томасу почудилось, что это был брат близнец Соловья — одна и та же разбойничья морда. Впервые за утро Антонина Петровна улыбнулась. Положила рыбу на траву. Кот, недоверчиво посматривая на Томаса, подполз и схватил карасика зубами. Замер, раздумывая, здесь съесть или в кустах... Кто победит? Страшный незнакомый худощавый длинноволосый или добрая высокая огромная надежная кормилица? Съел тут же на пляже, урча от удовольствия. Затем, обнюхав пустое корытце, потерся о ноги баронессы и сел на песок между Томасом и Тоней, нервно дергая обрубком хвоста, посматривая через прищур на блестящую воду...

Домой пришли в одиннадцатом часу. Первым делом разошлись по душевым. Томас вымыл голову, побрился, намылился с макушки до пяток, и со всей силы натёр себя вехоткой, наверное, желая содрать кожу. Вехотка... Где так говорят? В Сибири. Много слов он оттуда привез. И с югов тоже...

Что такое человеческая жизнь? Опыт, выраженный через слова и воспоминания; выбор, сделанный нами раз и навсегда; события и поступки — мелкие и важные, повлиявшие на чужие жизни. Ручей впадает в протоку, протока в приток, приток в реку, река в море, море в океан. В океане есть и мои капли, думал Томас, смывая хлопья пены с груди и раскрасневшихся боков. Так ли это? Если так, то какой водицей он поделился с океаном? Живой или мертвой?

Уж точно не живой...

Вышел из ванной красный, румяный, чисто выбритый, красивый, с горящими от возбуждения глазами человека, принявшего важное решение. Заметил лежащие на стульчике халат и новые трусы — белоснежная хлопчатобумажная ткань, CALVIN KLEIN на резинке и вышитая вручную буква «Т» с правой стороны.

Спустился на первый этаж, в столовую. Поздний завтрак или ранний обед — какая разница? — но здесь были все: Петр Алексеевич, Тоня, Катерина и Олеся. Мягкие пастельные цвета рубашек и блуз — светлый верх, темный низ. Стеклышки очков задорно блестят. Движения плавные, ножи-вилки, ни дать не взять — семейство интеллигентов на даче решило отобедать. Накрахмаленная скатерть, красивая сервировка, широкие блюда и тарелки, соусники, хрустальные графины, бульонница с большой, похожей на перевернутый казан для плова, крышкой.

Катя хотела сделать Томасу приятно, и у неё получилось. С продуктами помогла Тоня. Утиная грудинка с винной грушей и клюквенным соусом. Бульон из утки. Фаршированный рисом и овощами кальмар. Медовый лосось с жареной кинзой, имбирным гелем и крокетами из картофеля. «Цезарь», икра летучей рыбы и французская зерновая горчица. Только для него — любимые тосты, чуть-чуть смоченные с одной стороны в оливковом масле. Нотку агрессии всей этой красоте вносили половинки крупных помидоров и нарезанные соломинкой болгарские перцы в салатнице. В графинах минералка — никакого спиртного.

Все уже трапезничали.

Томас присел на свободное место между Олесей и домохозяйкой. Звон серебра о фаянс, сопение, шум пережёвывающих пищу челюстей. Князь развлекает барышень светской беседой:

— ...она сказала: «Рассвет нового дня — предвестник заката. Земля — не навеки наш дом». Представляете? Девочке всего одиннадцать, а уже такая умница. Поражаюсь, какие восхитительные дети растут! Мы такими не были...

Леся пожала Томасу руку, подмигнула, улыбнулась. Тихоня посмотрел в наполненные щенячьим счастьем девичьи глаза, и догадался, что она даже не подозревает, насколько для всех сидящих за этим столом важен сегодняшний день. Молодость эгоистична. Она не замечает показное благодушие Князя, упрямые складки между бровей Катерины, льдинки в зрачках баронессы. Когда вся жизнь впереди, зачем обращать внимание на такие мелочи? Но в этой наивности прячется столько понятных Томасу смыслов, что оторопь берет. Ведь это такая удача, увидеться с той, кто не ведает страха! Это, конечно же, не любовь, Тихоня так и не познал этого чувства, и, скорее всего, уже не познает, но... Он согласен променять любовь на Лесю. Она была настоящим украшением его последних дней — это истинная правда. Сидит рядом, весёлая, красивая, не понимая, что для Томаса уже не существует четверга и пятницы, никаких больше островов и любовных плясок, хозяйки корчмы и богатого постояльца. Жаль... Мог бы сейчас взять её за руку и отвести на второй этаж, положить на кровать... Но этого делать нельзя... А потом не получится — Тоня не отпустит в такой день...