Павел Брыков - Томас

Чертыхалськи, переступив через порог, замер, обернулся:

— Вы бы калитку закрывали. А то мои знакомые вот так горя не знали, пока в один прекрасный день цыганский табор не заскочил. Пока выпроваживали, деньги и ордена дедушки стянули.

Сказал и вышел на улицу.

В тот миг, когда Томас прикрыл за собой калитку, ему стало так легко, словно с его плеч свалился небесный свод. Он побрёл, куда глаза глядят, не обращая внимания на сидящего на заборе зло прищурившегося одноглазого кота, на расхаживающих по улице кур и петуха-красавца. Свадебный кортеж из дюжины разномастных породистых и не так чтобы очень собак промчался, чуть не сбив Томаса с ног, но он и этого не заметил. Не думая ни о чем, повинуясь внутреннему компасу, блукая, он снова вышел на развилку: свалка — старый террикон — дом с амброзией.

Чертыхальски сбился с шага.

— Что за херета? — спросил он себя, употребив не «шо», а «что» с мягким «ч».

Дом был пустым.

Если бы Томас не видел своими глазами, что в нем только что были люди, а во дворе навалены вещи и мебель, вон там, у зарослей рипея, играли дети, он бы подумал, что дом заброшен! Ни щенков, не «попадьи», ни белья на веревках. Даже этих самых веревок нет.

Томас подавил желание войти во двор, чтобы поискать следы. Подумал, что в другой раз обязательно — он любит загадки, — а вот сегодня, сейчас не надо. Куда угодно, но только не сюда. Но тут же выплыл встречный вопрос: а куда?

— Куда подальше, — ответил сам себе и пошагал прочь.

Он машинально переставлял ноги, не думая ни о чем. Это надо ещё уметь — оставлять свою голову абсолютно пустой. Почему он так разочарован? У эротомана забрали сладенькое, да? Да. Так и есть. Лишили. Отобрали розовое. А он, как тот мальчишка, уже таял в предвкушении.

Частные дома позади — начались хрущёвки. Томас шагал, так и не решив, о чем думать. О, все святые угодники на свете, почему его так плющит? Неужели эта черноглазая виной? От тварь паскудная... Сглазила. А дочка чистенькой добила своим дикобразом...

Когда Чертыхальски подошел к трамвайной остановке, он увидел нечто странное и при этом озадачивающее. На площадке между урной и скамейкой стоял мужчина годиков эдак за пятьдесят. Есть такое слово — «диссонанс». Это про него. По цветотеням, выпуклостям, по морщинам на лице было заметно, что перед Томасом стоял бывалый ветеран бесславных войн уничтожения декалитров. Наиболее выступающая часть лица вполне могла принадлежать Джузеппе, это который Сизый Нос. Лоб. И Сократу было бы не зазорно иметь такой лобище. А ещё Томас обратил внимание на уши — пухлые, с синими и красными ниточками, мясистые. Это было лицо. Одежда? Модные светлые шорты, явно дорогие сандалии на босу ногу и ослепительная по белизне и чистоте рубашка с короткими рукавами. Тонкий, темно-синий галстук (явно на резинке), подмышкой — коричневой кожи барсетка с кармашком для мобильного, из которого хвостиком торчала черная «нокиа». На запястье «омега». Томас подумал, неужели котлы настоящие?

Это оболочка и список актеров, принимающих участие в мизансцене, а теперь переходим к действию. Мужчина свистел. Стоял, прикрыв глаза, и не насвистывал, а именно — свистел. Звонко, ярко, явно наслаждаясь процессом. Дикое джазовое варево из Гершвина, Паульса, Шнитке и «Дип Пёрпл» подействовало на Томаса отрезвляюще.

Чертыхальски огляделся — вокруг, в эпицентре этого термоядерно-водородного музыкального взрыва — никого и ничего. Тишина. Город умер. Машин не видно и не слышно. Птицы перестали петь, ветер стих. Тихоню посетило счастливое ощущение, что мир в одночасье лишился самого недорогого: гудящих заводов, голубей, тарахтящих самосвалов, зануд людей, орущих магнитофонов, скворцов, дребезжащих трамваев. Здесь, на остановке, стояли только он и этот свистящий чудак.

Чтобы внести полную ясность и попытаться обрести ускользающий смысл настоящего, Томас посмотрел вниз — вдруг на земле лежит шляпа, или картонная коробка? Пусто...

Выпрямиться и поднять глаза Тихоню заставил вопрос свистуна:

— Уважаемый, а не выпить ли нам на брудершафт?

Если вы вернетесь на пару страниц назад, то легко найдете место, где я пишу о церемонии, и о том, что якобы Томас боится наступающих праздников. Сознаюсь, никудышный я мастер интриги — мне не хватает силы воли, чтобы особые истории припасти для финала или, наоборот, с них начать, тем самым придав рассказу особую многозначительность и таинственность. Наверное, если б я ставил себе цель родить бестселлер, то начал бы не с поездки Томаса на Ослике, а с событий, произошедших в декабре 1913 года далеко от Городка — в Бресте. Но, это было бы неправильно. Я не хочу подстраиваться под требования жадной до развлечений публики — у этой истории своя драматургия и нелогичный порядок сцен.

Сделайте героем романа пройдоху вора, ловкого сыщика, начинающего мага или командира звездолета и успех вам почти обеспечен. Хорошо писать об университетской профессуре, докторах, писателях и журналистах, спортсменах, художниках, охотниках и шпионах, гадалках и маньяках. Для полной верности поместите героя в какую-нибудь экзотическую страну эпохи перемен. Конечно, когда вы берете в руки книгу и с первых страниц переноситесь в венские салоны конца девятнадцатого века или солнечные пляжи Калифорнии тридцатых годов минувшего столетия, в этом есть свой шик. Викторианская Британия, пыльный Запад свободных американских государств эпохи переселения и войн с индейцами, пиратские кровавые будни, петербургские трущобы, дворцы аристократов, — да много ли существует времен, где нам бы хотелось пожить или скромно заглянуть за их тяжелые портьеры? Выпить рюмку кальвадоса в парижском кафе с эмигрантом, затянуться синим опиумным дымком с китайскими мудрецами, на утренней зорьке наловить форели или наточить гарпун, разобрать старинные рукописи в заброшенной библиотеке, трясущимися руками разорвать кружева, обнять пьяную проститутку, при этом нащупывая во внутреннем кармане пальто скальпель; опустить перископ, поднять швартовые, завести моторы, выучить заклинание, выкопать окопы — всё хорошо, всё интересно.

Но моя история не об этом.

Какая может быть прелесть в маленьком шахтерском городке? Улицы днем светлые — это так. Ночью темные — этого не отнять. Люди непростые. Запросы скромные. Кто вообще знает о существовании Городка-на-Суше, кроме его обитателей? Река и та уже давно высохла! Кому в голову придет идея снять здесь фильм или написать роман о нелегкой шахтерской судьбе? Такие истории и кинокартины в наше время не продашь, поэтому они неинтересны творцам. Но Томас жил здесь, здесь ему было хорошо, и в самый трудный час он приехал в Городок. Поэтому я не буду писать о его приключениях в Сибири и Дальнем Востоке, на югах, Кавказе и Средней Азии. Мне неинтересно монашеское житие Тихони в Киеве. Только степь, только терриконы! Бутылёк пива, игра в козла и подведенные углём глаза! И всё же без заморской экзотики не обойтись — скоро я буду вынужден рассказать вам о том, что должно случиться в Новогоднюю ночь с 1999 на 2000 годы, и как это событие связано с началом ХХ века.