Павел Брыков - Томас

Томас не отвечал за отчетность: он и цифры — это вещи взаимоисключающие. Организовать своевременную доставку папок, бумаги, чернил, свечей, ламп и керосина, изредка привезти со склада мебель — вот и все его обязанности. Пишут, считают, подсчитывают, готовят отчеты, выкладки, аналитические записки, служебки, рапорта, доклады уже другие. Томас не виноват в том, что в отчёт закралась ошибка, но почему и ему так страшно от ора начальства? Он же особа привилегированная, допущенная к ручке Князя, на него бесенята (бакенбарды-усики-бородки, чубчики-хохолоки, глазки подведенные, мушки на щеках, губки бантиком, брючки трубочкой, пестрые рубашечки, синие пиджачки с черными канцелярскими налокотниками, бабочки в цвет подтяжечек, штиблеты с черными пуговками) и посмотреть в его сторону не могут — боятся. И ему страшно. Вжимает голову в плечи, ладонями закрывает уши, но всё впустую: строгий голос гремит изнутри, в голове Томаса. «Не покушайтесь на мое, и я вас не трону! Не перечьте, не нойте, терпите, все равно не будет по-вашему!», — завывал Тарво.

Томас проснулся, шепча: «Не будет по-вашему».

Сел на кровати. Огляделся. Леся спит, отвернувшись к стене. Луна стоит высоко, а солнце затихорилось до поры до времени. Форточку открыл шире. Занавеску колышет приятный ночной ветерок. В верхнем углу, где труба печки соединяется с потолком, жужжит обожравшийся девичьей кровушки комар — вот-вот лопнет.

Томас проснулся по-настоящему. Потер кожу на кончике носа, и тут же возник образ разрезанного на две части арбуза, а затем выплыло имя — «Костя». Хотел спросить у себя, какой это Костя? — но получил подсказку, словно его отражение из зеркала влетело в комнату, приблизилось и прошептало на ухо: «Красненький». Всё понятно — настал момент заняться номером «три». Но почему так поздно? Время — за полночь, а он только недавно лег! Отражение переместилось к правому уху: «Лучше поспеши, он...». Легко сказать, поспеши. Надо впотьмах, не зажигая света выбрать подходящую данному случаю одежду, попить воды, прополоскать рот дешевой мятной гадостью, которая стоит на полочке возле умывальника, обуться... Поссать, наконец.

Всё сделано — он готов. Похлопал по карманам брюк. Деньги, платок, телефон на месте. Стал перебирать номера такси. «Фаворит»? — не, там почти все наркоманы. «Класс»? — это пойдет. Когда Томас подошел к калитке, Джеки Член высунул нос из будки, понюхал воздух и, удостоверившись, что свои, снова спрятался.

Выйдя на улицу, Тихоня невольно поежился от сырости. Это днем жарко, а ночная прохлада напомнила о приближении осени. Спрятался в тени растущей у забора акации. Вызвал машину. Мир застыл в тишине. Фонари заливают люминесцентным маревом поникшие ветви деревьев, запятнав землю резными кружевами. Город спит — ни в одном окне из видневшихся вдали за цыганским поселком высотных домов не горит свет. Обычно в столь поздний час на окраинах и в частных дворах брешут собаки, но сейчас всё словно заморозилось, остекленело, только в небе медленно летела мигающая точка, наверное, самолет шел на посадку. Через несколько минуту послушался шум приближающейся машины и на улицу въехал «ланос» с шашечками на крыше. Томас вышел из тени, чтобы его было видно. Такси остановилось. Водитель пожилой, в очках с толстой оправой, линзами, из-за которых непонятно, какие у человека глаза — добрые или злые. Глубокие морщины добавляли лицу строгости. «Повидал на своей жизни всякого», — подумал Томас.

— Куда едем? — спросил таксист.

— К «авторему».

Чертыхальски сел на заднее место. Из радиостанции донесся механический голос:

— Семнадцатый, клиента взял?

Ч-ш-ш-ш...

— Взял, на Черемушки.

Ч-ш-ш-ш-ш...

— Там есть кто? — спросил водитель коробочку, соединенную с торпедо закрученным спиралью черным шнуром.

— Подождите.

Ч-ш-ш-ш-ш-ш...

— Через полчаса на «шалашах» две машины.

— Принял.

Ехали молча. Прибыв на место, Томас расплатился, добавив сверху «ночные». Водитель на щедрость клиента никак не отреагировал, словно так и должно быть.

Машина уехала, и Томас остался один. Осмотрелся. Над головой мерцание звезд. Пунктир фонарей. Линии улиц пусты. За спиной спящие дома, перед ним — завод «авторем». Слева, за высокими деревьями прячется ещё одна промышленная площадка — «Экспериментальный завод». Вот туда и надо идти. Побрел по асфальтовой дороге, а потом свернул налево, но не к будке ВОХРовца, а наискось по-над забором и дальше по периметру. Скоро он звериным чутьем нашел узкую щель среди плит. Протиснулся, оказавшись на охраняемой территории.

Ну как охраняемой...

Брёл мимо возвышающихся до неба коробок цехов, башенного крана, ржавеющих под открытым небом машин. Заросли кустов, чахлые деревья. Сараи темной ночью походили на декорации в театре теней — плоские, двуцветные. Рельсы, мусор, проволока, осколки стекла, поваленные горой гнилые доски, рассыпанная по земле щебенка. Приходилось смотреть под ноги, чтобы не зацепиться. Света было мало — полная луна уже спряталась за горизонтом, а «сириусы» стояли в трех дальних точках, и сияния не хватало на всю территорию — завод был очень большой. Ещё Томаса преследовали резкие, борющиеся между собой запахи полимерной эмали, солидола, машинного масла и растущей везде амброзии. Вот так, с горем пополам, он пришел к восточной стороне, к полоске между цехом и забором.

Впереди чернеют силуэты балк аи высокой стопки бетонных плит. Справа возвышался стоящий на рельсах строительный кран. Больше никого и ничего: громада завода драпирована тьмой — не различить границ и высоты цехов. И где здесь прячется наш номер «три»? Привиделось что ли?

Тихоня кашлянул:

— Кхм-кхм.

Прислушался. Тишина...

Дверь балк азаперта на висячий замок — отсюда видно. Где здесь можно скрыться? И, главное, зачем? В вагонетке? Томас сделал несколько шагов, слыша, как из-под подошвы его кроссовок разлетается щебень — в тишине этот звук казался громом камнепада. Вдруг послышался гулкий звон, как будто резиновой киянкой ударили в чугунный рельс. Идя на звук, Томас заметил, что за вагонеткой лежит перевернутое вверх дном большое корыто, в каком обычно на стройках замешивают раствор.

Томас костяшками пальцев постучал по дну.

— Эй, еврибади хоум?

— Ес ов кос, — ответили изнутри.

Тихоня подпер руками бока. Он стоит посреди спящего завода, спящего города, спящего мира, на часах где-то два ночи, и вот — на тебе! — словно оказался на «Яснооком»: разбудили, притянули, показали тихушника и теперь думай, что с этим всем делать.

— Мужик, ты как там оказался?

— Та ото ж... — послышалось снизу.

Томас нагнулся — емкость стояла на шпалах, между бортом и землей был небольшой зазор. Попытался приподнять железяку. Не, она была очень тяжелой.