Юрий Чучмай - Ведьмы танцуют в огне

— Казнишь, — откликнулась ведьма. — Какие обвинения выдвинут твои судьи? Как ты будешь выкручиваться, когда я расскажу…

— Ничего ты не расскажешь, — повысил голос викарий. — Я не буду рисковать, устраивая для тебя суд и показательную казнь на Старом Дворе. Лучше казнить кого-нибудь другого, объявив, что это и есть глава ужасного ковена ведьм.

— Избавляешься от свидетелей? Ты ведь не думаешь, что кайзер оставит тебя в покое, после всего того, что вы натворили?

— Конечно, нет. Но так мне будет спокойнее. Кстати, надо будет разобраться и с этим Готфридом, — он позвал солдата из-за двери. — Убейте её и скормите псам. Прощай, Гретхен.

И вышел, слыша, как с молитвой отодвигают засов, как открывается дверь камеры.

— Нельзя изменить предначертанное, — вдруг сказала Мать ему вслед. — Мы можем сопротивляться, но судьба возьмёт своё. Совсем скоро. Я чувствую это. В первый день новолуния, что бы мы ни делали, всё решится. Готфрид не сможет убить тебя, но…

— Спасибо за благое пророчество, — улыбнулся викарий. — Когда вас казнят, мне будет уже всё равно.

— Ты даже не представляешь, насколько прав! — усмехнулась Мать.

Хэлене было некуда идти. Её дом теперь принадлежал инквизиции, а община… Хэлена больше не существовала для неё. Оставалось лишь бродить по улицам, рискуя попасться на глаза каким-нибудь ночным грабителям или, того хуже, городским стражникам.

Небо было черно, только россыпь ярких звёзд переливалась на нём, и ведьма вспомнила, что сегодня новолуние, «мёртвая луна».

Она решила всё же дойти до своего дома. Вдруг инквизиция ещё не успела прибрать его к своим рукам. Или, если даже и успела, то, возможно, он стоит пустой. Разбить окно и пробраться в него, чтобы пережить пару ночей.

Она пошла по улице, надеясь, что сегодня она будет ночевать под крышей. Но едва показался дом, как сердце ведьмы упало — за закрытыми ставнями горел свет. Такой уютный и тёплый, в отличие от промозглой декабрьской ночи. Такой знакомый. Хэлена поплотнее укуталась в свою шаль, поудобнее перехватила замотанную в тряпки маску и, словно последний осенний мотылёк, двинулась на свет.

То, что в руках у неё была маска, уже не радовало её. Мороз пробирал до костей, а желудок урчал от голода. Сейчас ей было совсем не до романтических фантазий. Да и нужных снадобий не найти — все аптеки закрыты, а бабушки, торгующие из-под полы колдовскими травками да зельями, вряд ли примут её, предательницу. У неё даже денег оставалось всего на один ужин.

Хэлена приблизилась к ставням и осторожно заглянула внутрь через узкую щель. За большим обеденным столом, за которым они когда-то ужинали всей семьёй, теперь собралась совсем другие люди. Улыбчивая толстушка-мать, трое детей семи-восьми лет, худой усатый отец.

Хэлена смотрела на это, и на глазах её начали проступать слёзы. Однако она сдержалась. Она сказала себе, что она сильная.

Но если в её доме живут другие люди, не значит ли это?…

Она покачала головой, отгоняя эти ужасные мысли. Нет, только не это. Но кто может знать наверняка? У кого спросить?

Готфрид Айзанханг. Да, он должен знать. И, может быть, он сжалится над ней, оставит на ночь у себя. Она готова была даже отдаться ему, лишь бы поесть и отогреться. Она направилась сквозь ночь обратно.

Но до дома Готфрида она не дошла, потому что совсем недалеко от него находился дом Ины.

Хэлена позвонила в колокольчик на двери, и вскоре на пороге показалось лицо хозяина, видимо отца Ины.

— Здравствуйте, меня зовут Хэлена. А Беттина дома?

Мужчина оглядел гостью с ног до головы — грязную, испачканную, зябко кутающуюся в куцую шаль, и позвал дочь.

На пороге возникла Ина с улыбкой на лице, но едва увидела Хэлену, как улыбка сползла с её уст.

«Она уже знает» — поняла ведьма и уже приготовилась уходить.

— Привет, — сказала Ина. — Что случилось?

— Прости пожалуйста, но мне негде ночевать, я и хотела попросить тебя, может быть…

— Конечно, конечно, проходи, — Беттина впустила её внутрь. — Мама, папа — это Хэлена. Она переночует сегодня у нас?

— Конечно, — ответила мать, которая возилась на кухне. — Скоро будет готов ужин.

Маленький братик Ины выглянул из соседней комнаты, посмотрел большими глазами на Хэлену, а потом скрылся.

Они поднялись наверх, в комнату Ины.

— А как ты оказалась здесь? — начала допытываться молодая колдунья, едва дверь за ними закрылась.

— Нас выследили, пришлось бежать. А ты ничего не знала?

Беттина покачала головой. Они уселись на кровать и говорили тихо, иногда даже переходя на шёпот. Хэлена сбросила свою шаль и спрятала книжицу Эбенхольца под неё.

— А остальные тоже в городе? Я никого не встречала.

— Я не знаю, — Хэлена пожала плечами. — Может быть их поймали, а может быть они просто скрываются.

И тут она поняла, что сказала слишком много.

— То есть как? — удивилась Ина. — А почему ты не с ними? Я бы от них ни на шаг…

Хэлена посмотрела на неё. Девчонка, ей от ковена нужно не только знание, но и защита. И она готова будет защищать общину безоглядно, с подростковой ограниченностью и упёртостью, также именуемыми «верностью» и «решительностью».

Но всё же она решила сказать правду. Свою правду.

— Я ушла. Они посчитали, что я предала их.

— А ты не предавала?

— Я просто помогла одному… Помнишь Вольфганга? Демонолога? Он пришёл и сказал, что за ним охотится инквизиция. Я поверила ему, а он оказался шпионом. Им удалось бежать, но я тоже ушла от них.

Ина хлопала своими большими голубыми глазами.

— И как же ты добралась сюда?

Хэлена вкратце рассказала о своём пути.

— …платье, вот. жалко, — посетовала она. — Я думала, что мой дом ещё не успели конфисковать, хотела переночевать там, но в нём уже кто-то живёт.

— Ах, ты же не знаешь… — девочка прикусила губу и осторожно посмотрела на Хэлену.

— Чего не знаю? — спросила она, затаив дыхание.

— Говорят, что император вроде бы решил запретить инквизицию в Бамберге. Поэтому викарий и епископ сейчас суетятся, как тараканы, — сказала Ина, подавив смешок, а потом снова горестно посмотрела на Хэлену. — Говорят, что они уничтожают все дела, в которых недостаточно улик, которые могут доказать, что они казнили невинных жителей. Но вместе с этим они избавляются от свидетелей. Говорят, что Труденхаус почти опустел. В последнее время тут многих казнили. Без празднества, даже без епископа. Торопились, чтобы успеть. Твою маму и отца сожгли в конце августа.

Сердце Хэлены будто остановилось. Маму. Сожгли. Она попыталась понять, как это, но не могла. Мама по прежнему была в памяти, живая и здоровая. Такая, какой она её больше никогда не увидит.

Хэлена снова сдержала слёзы, хотя одна из них всё же скатилась по щеке.