Юрий Чучмай - Ведьмы танцуют в огне

— Что для вас? — спросила молоденькая улыбчивая аптекарша.

Хэлена купила пару вымоченных в уксусе собачьих носов и кое-какие травы, а потом направилась обратно, домой к Беттине.

Она шла быстро, оставляя позади квартал за кварталом, стараясь не попадаться на глаза городским стражникам. У них как будто был нюх на людей, которые что-то скрывают, поэтому они могли запросто остановить её, отобрать маску и снадобья.

Постепенно мысли Хэлены перешли со стражников на то, что она несла. Маска была тяжёлой. Отлитая из железа, она скорее всего была одной из тех масок, которые носят грешники, искупая свою вину. И для любого человека она была бы просто куском металла, но только не для Хэлены. Хэлена знала, как заставить этот предмет говорить. Заклинания, наговоры, травки — всё пойдёт в дело, как только она дойдёт до дома. Она применит к маске все знания, которыми обладает, и тогда перед её внутренним взором предстанет лицо того, кто надевал её на шабаше в вальпургиеву ночь. От нетерпения она начала гадать, каким он будет. Конечно, высоким. С чёрными глазами. У него будут чувственные большие губы, прямой нос. Мужественные скулы с чётко прорисованными желваками на них. Жёсткие волосы. Может быть даже небольшая щетина. И хотя Цернунна изображали либо бородатым старцем, либо женоподобным юношей, Хэлена не сомневалась, что тот, кого она увидит, будет образцом мужественности.

До дома Беттины оставалось совсем немного, как впереди появились двое стражников. Они шли, лениво перебрасываясь пустыми фразами и глядели по сторонам. Хэлена замедлила шаг, опустила глаза, умоляя Бога и Богиню защитить её. И они, казалось, услышали её мольбы — солдаты прошли мимо, всего лишь смерив незнакомку похотливыми взглядами.

Хэлена судорожно вздохнула и нырнула в ближайший переулок, чтобы отдышаться. Стражники скрылись за мерцающей пеленой дождя. Хэлена осторожно выбралась из своего укрытия и пошла дальше, опустив глаза и стараясь не оборачиваться. Она очень боялась стражников, хотя бояться ей следовало как раз не их.

Вдруг на её плечо опустилась чья-то крепкая ладонь и знакомый голос произнёс:

— Куда направилась?

Хэлена подняла глаза. Перед ней был Барс. Он смотрел сурово и подозрительно, с полей его шляпы ручейками стекала вода.

— Привет, — ответила Хэлена как можно более мило. — Иду домой. Не проводишь?

Адльмюллер презрительно скривился, а потом заметил свёрток, который она прижимала к груди, и в глазах его загорелся интерес.

— Что это?

— Ничего, — ответила она. Пожалуй, слишком поспешно ответила.

— Дай посмотреть, — и Барс бесцеремонно вырвал свёрток у неё из рук, а затем размотал его.

— Где ты её взяла? — спросил он сурово. — Это же та маска, в которой…

— Отдай! — Хэлена вцепилась в железные глазницы холодными пальцами и потянула на себя.

— Теперь мне всё ясно! — заключил он, перетягивая чёрное лицо на свою сторону. — Это ты навела инквизицию на наш след. Это ты нас предала, а теперь ещё и доказательство достала! Я видел куда ты ходила — к этому проклятому охотнику на ведьм! Потаскуха! Это ты выдала им Мать, а? По твоему навету её схватили?

— Отдай, — повторила Хэлена, отчаянно пытаясь вырвать маску у него из рук. На глазах начали наворачиваться слёзы. А потом она вдруг вцепилась зубами в руку Барса.

— Шлюха, — закричал он и отпихнул от себя Хэлену. Она плюхнулась в лужу, бутылочки со снадобьями раскатились по земле, а маска осталась в его руках.

Хэлена заплакала. От обиды и бессильной злобы.

— Пойдёшь со мной, община решит, что с тобой делать…

— Стража! — вдруг закричала она срывающимся голосом. — Стража! Помогите!..

Барс быстро оглянулся. Стражники, почти исчезнувшие из виду, остановились и глядели на них.

— Помогите!

Солдаты бросились к ним, придерживая шлемы. Хэлена вскочила на ноги и побежала прочь от застывшего Барса. Она нырнула в тёмный переулок, пробежала между домов, и помчалась дальше. Миновав так несколько кварталов, она, испачканная и мокрая, вся в слезах, остановилась отдышаться. Позади не было ни Барса, ни солдат. Наверное, он побежал в другую сторону, а они последовали за ним…

Она снова заплакала: маска была у неё в руках, а теперь…

Размазывая слёзы и капли дождя по лицу, она пошла прочь. Куда теперь идти? Возвращаться в ковен? Ей не позволяла гордость — чего доброго, Барс ещё решит, что она пришла умолять его вернуть маску. А дома у неё больше не было. Хэленой вдруг овладели страх и одиночество. Она осталась одна против инквизиции и против ковена. И Фёрнер скорее всего объявил её в розыск. Мать вон уже схватили… Да, старуха, несомненно, приказала убить Вольфганга, но ведь она была для Хэлены как родная и могла бы помочь, объединить разбежавшийся ковен. Если бы только можно было её освободить… И Хэлена знала, кто может ей в этом помочь.

Вдруг послышались быстрые шаги. Хэлена обернулась, и увидела вначале переулка тёмный силуэт. Барс, разбрызгивая лужи, бежал к ней.

На улице уже начало смеркаться. Снова шумел дождь. Казалось, что он будет лить вечно. Петля времени, где ненастье никогда не кончается. Свинцовые тучи повисли в небе, убивая последние лучи дневного света, помогая ночи в её ежедневной борьбе. Ночь опять побеждала.

Готфрид сидел за столом и чистил шпагу. Одежда и обувь его были в идеальном состоянии, отчищенные как для парада или похорон. А вот за оружие он принялся в последнюю очередь — оставил самое приятное напоследок. Он усердно стирал с блестящего клинка капли дорожной грязи, пыль от точильного камня, которым прошёлся по зазубрившемуся лезвию, и сальные отпечатки собственных рук.

Ему вспоминался отец и Альбрехт Шмидт. Потом мысли вернулись к Эрике. Сначала он очень любил её. Потом ненавидел. Теперь нужно было снова любить — так требовала логика. Но у него в душе была только зияющая пустота, в которой иногда дул ветер праздных мыслей. Он вспоминал дни с Эрикой, те самые, которые успел тысячу раз перебрать в памяти. Наверное именно поэтому они казались ему блёклыми гравюрами в книге, несущими лишь сухую информацию, но не вызывающими никаких чувств. И он пытался понять, почему был так одержим ею. Да, она была красива, но красота эта давно стала ему привычна. Её загадочность? Это его только пугало, настораживало и раздражало. Доброта и кротость? Скорее всего. Хрупкость и женственность? Да, ему хотелось защищать и оберегать её. Наверное она казалась ему островком спокойствия и домашнего уюта в этом напряжённом мире подозрений, доносов, грязи и вечного дождя. Жаль, что только казалась, ведь именно из-за неё всё это и началось. Хотя островок спокойствия по определению должен быть окружён бушующим океаном. Остаётся лишь надеяться, что всё это скоро кончится.