Юрий Чучмай - Ведьмы танцуют в огне

Лицо викария, расслабленное белым вином и приятной беседой, сразу же стало жёстким, заострилось, как у хищника.

— Что? — переспросил он. — Впустите его!

Стражники отошли в стороны.

Готфрид влетел в кабинет. Внутри пахло вином, стояло блюдо, в котором осталось только масло и обгрызенные кости. На стуле напротив стола викария сидел Эбенхольц и карябал что-то в своей книжице.

— Что именно произошло? — спросил викарий, усаживаясь в своё кресло.

Готфрид выложил ему всё, как на духу.

— Что? — возмутился Фёрнер, вскочил и начал быстро ходить по комнате. — Возмутительно! Это не просто похищение! Это плевок в лицо инквизиции! Прямо у нас из-под носа… Эй, вы! — он позвал солдат из-за двери. Срочно соберите всех сержантов и старшин, и чтобы через пять минут были у меня в кабинете.

Солдаты отправились выполнять. Однако, как выяснилось через некоторое время, все уже разошлись по домам. остались только командующие ночной стражи.

— Вот что, — говорил Фёрнер, прохаживаясь взад-вперёд перед двумя старшинами. — Наглость колдунов не знает границ. Сегодня они осмелились похитить Эрику Шмидт, ту самую, которую сержант Айзанханг взял под свою опеку и защиту. Она — ценный свидетель, а её выкрали среди бела дня из его дома самым наглым образом! Это неслыханная дерзость.

Слава Богу, что несколько минут назад мне доложили, что в дом, который Айзанханг указал ранее, заходили люди. У нас нет времени на слежку или промедление — нужно брать их сейчас! Вы, собирайте всех солдат и стройте их перед воротами, обратиться к силам гарнизона мы уже не успеем, — отрывисто скомандовал викарий.

Старшины поспешили выполнять. Собирать гарнизон или будить спящих солдат уже не было времени.

Ландскнехтов построили перед воротами ратуши — двадцать человек в стальных панцирях. Из коморки принесли чугунную болванку — таран, чтобы выбивать двери.

— Ваша задача, — говорил викарий, стоя перед ними, — арестовать всех, кто сейчас находится в доме по Унтере Кёнигштрассе и доставить их в Труденхаус, чтобы сразу же начать дознание. Подчиняться будете сержанту Айзанхангу. Выполнять!

— Кру-угом, — скомандовал Готфрид и два десятка ландскнехтов разом повернулись. — Шагом марш!

Когда они с грохотом шагали по улицам, мимо сонных домов и закрытых лавок, Готфрид краем глаза отмечал, как появляются в тёмных окнах сонные лица. Испуганные взгляды женщин, напряжённые взгляды мужчин, удивлённые лица детей провожали их вдоль по улицам. Не беспокойтесь, думал он. Сегодня мы идём не за вами.

Через четверть часа они пересекли мост и впереди показался дом Шмидтов — мёртвый и мрачный. В окнах не горел свет, поэтому можно было лишь надеяться, что еретики сейчас спали, а не готовились к штурму, глядя на солдат из темноты.

Не было смысла скрываться — грохот доспехов и топот подкованных сапог разносился далеко окрест. Тесной группкой солдаты подошли к входной двери.

— Раз, два, три…

Несколько гулких ударов, и тяжёлый чугунный таран сорвал дверь с петель так легко, словно столкнулся с листом бумаги.

Вооружённые солдаты ворвались внутрь, с гулким грохотом разбежались по дому кузнеца. А потом всё вдруг затихло. Готфрид обходил комнаты одну за одной, но в них было пусто. Солдаты, волоча древки алебард по деревянному полу, возвращались и вяло докладывали: «Никого». Ни души. Только пустые сундуки, обчищенные, будто грабителями, комнаты, огарки свечей…

— Вот дерьмо, — сказал кто-то из солдат и плюнул на пол. — Что дальше, сержант?

Готфрид вложил шпагу в ножны и поправил шляпу.

— Ничего, — сказал он. — Обыщем весь дом и оставим засаду. Добровольцы есть?

Добровольцев не было. Тогда Готфрид выбрал четверых солдат и велел им следить за домом до следующего утра.

Потом они обошли весь дом в поисках каких-нибудь улик, но нашли только сушёные травы, старую женскую одежду, да зола в камине была тёплая.

Пришлось покинуть дом и возвращаться в ратушу, чтобы доложить о провале.

Хэлена тем временем сидела у окна, и следила за ними в щель между плотными шторами. Она видела, как дальше по улице стражники выбили дверь дома, который долгое время служил пристанищем Матери, как вышли потом, унылые и разочарованные. Однако даже это не радовало её, потому что едва завидев их, она снова вспомнила об арестованных родителях.

Когда Готфрид возвращался, ставни домов уже давно были закрыты, а по улицам прохаживались одинокие патрули.

Открыв дверь своего дома, стащил с постели простыню и снова вышел наружу, хлопнув дверью. Труп собаки так и лежал, твёрдый и окоченевший, с оскаленной пастью.

Он нагнулся над останками пса и стал заворачивать их в белую простынь. Кровь давно успела свернуться. Оглядев отверстие от пули, Готфрид завязал свой тюк на узел и, держа его на отлёте, зашагал прочь, к городским воротам. Он шёл в темноте, чувствуя как предательски щиплет глаза. Прохожие и стража сторонились его.

— Кого там чёрт несёт? — заворчал привратник, когда Готфрид постучался в окно его сторожки.

— Майстер Швайгель, это Готфрид Айзанханг. Откройте, пожалуйста, калитку.

Привратник вышел наружу, в свете, льющемся из раскрытой двери, показалось его тощее морщинистое лицо, со следами оспин, мешками под сощуренными, водянистыми глазами.

— Чего там у тебя? — он указал на простыню.

— Пса моего собаки подрали. Хочу похоронить.

— Ага, — кивнул тот с отвращением глядя на ношу пришедшего. — Погоди чуток.

Он вернулся в дом, а потом вышел с лопатой. Открыв калитку в воротах, он спросил:

— Помощь нужна?

— Не помешала бы, ответил Готфрид. Не видно ничего.

И привратник вернулся за лампой.

Налево от восточных ворот, прямо перед каменной городской стеной, рос чей-то сад, огороженный зубастой деревянной оградой. Площадь его была по карману разве что кому-то из низшей знати или духовенства, но никак не простому горожанину. Налево от ворот, вылезая из-под стены и сворачивая на север, шёл ров с водой, который потом впадал обратно в Регниц. А если идти прямо, на восток, то можно попасть, пройдя мимо полей, к дому Дитриха Байера и его семьи.

Готфрид пошёл направо, вдоль рва, туда, где невысокие холмы покрыты высокими травами и кустарником. Сзади послышался скрип двери, и вскоре привратник догнал его. Шли молча, пока Готфрид не остановился и не сказал: «Здесь».

Он положил свёрток на землю и начал копать, разрубая цепкие корни сорной травы, выбрасывая комья земли наружу. Вскоре на дне ямы показался песок, глина — свидетельство того, что когда-то эти земли были полностью затоплены то ли гигантским болотом, то ли морем, то ли библейским Потопом.

Швайгель не мог копать — эта старая развалина даже лампу-то держала еле-еле, то и дело сменяя руки, которые так безбожно тряслись, что у Готфрида начало рябить в глазах.