Александр Соболев - Грифоны охраняют лиру

Естественным движением Вероники было бы дойти до телефона и позвонить растяпе-владельцу, чтобы вернуть ему беглую собаку, но для этого ее было бы неплохо взять на поводок: особенно глупо оказалось бы рапортовать о поимке, покуда ненадежное животное растворялось в полутьме (впрочем, фонари уже зажигали). Поводка у нее, естественно, не было, а был тонкий красный лаковый ремешок, поддерживающий юбку, — но здесь скрывалась новая опасность: юбка была великовата, так что, извлекши из нее ремень, Вероника рисковала в какой-то момент обнаружить себя посреди чопорного московского района полуобнаженной, путающейся в спавшей юбке, с чужой собакой на красном лаковом поводке и позвякивающим за спиною рюкзаком — не тот образ, в котором она хотела запомниться. Впрочем, проклятый рюкзак, значительно сковывавший ее движения, вдруг помог ей найти выход (так Сизиф, вероятно, был бы изумлен, обнаружив, что в его камень встроен бар с холодильником и радиоприемник): она припомнила, что у сложенного там халата есть шелковый поясок с кистями. «Идеален для собак», — подумала она словами журнальной рекламы и погрузилась в рюкзак, готовая к новым каверзам не любивших ее вещей: впрочем, против ожидания, поясок был мгновенно нащупан и без ущерба изъят. Пес (вероятно, Тап, если это тоже не было сокращением от тапира или тапиоки), увидев субститут поводка, запрыгал от счастья: уже гуляя, он предвкушал новую прогулку, производную от первой, или, напротив, обретя свободу, стремился ее лишиться. Неожиданно пофартило: двухкопеечная монета нашлась в узком кармашке, а пара скрепленных спиной друг к другу, как братья-разбойники на гравюре, телефонных будок виднелась в отдалении. С рюкзаком и собакой, напоминая себе сборщицу трюфелей после удачного дня, Вероника направилась к ним.

Обе будки были свободны, Вероника пропустила вперед пса, потом сняла рюкзак и положила его на пол, следом зашла сама, так что места уже не осталось. Пес поставил передние лапы на рюкзак и потянулся к ней, обдавая ее своими запахами — мокрой псины, неухоженной пасти и еще чем-то тревожным, специфически звериным, что Вероника определила бы как мускус. В полутьме трудно было разобрать цифры на ошейнике, но, немного вывернув его к свету фонаря, она справилась. После третьего гудка включился автоответчик. «Резиденция прозаика Шарумкина, — сказал высокий мужской голос. — Самого Шарумкина не бывает дома никогда. Вы можете оставить ему сообщение, но ответ отнюдь не гарантирован» (ей показалось, что на последних словах записи фоном раздался посторонний звук — как будто кто-то сдавленно хихикнул или (догадалась она) собака тихонько тявкнула. После зуммера она стала говорить: «Здравствуйте, я по поводу собаки», — и немедленно с щелчком и писком голос самого живого Шарумкина оттеснил в сторону свое механическое подобие: «Алло, алло! Пес у вас?» — «Да, в полном порядке». — «А где вы?» Ей хватило ума не ответить «рядом с вашим домом», так что она сказала только: «На Землянке, в телефоне-автомате, рядом с семиэтажным зданием». — «Где сквер?» — «Да». — «Подождите у будок, я через три минуты буду».

Его командный тон ей не понравился, но сам поворот сюжета показался добрым предзнаменованием: главное, что теперь не было нужды в тяжеловесном реквизите и сложных манипуляциях с ним, а все становилось в зависимость от того, сможет ли она взять нужный тон в беседе, которая ей предстоит. Впрочем, времени переменить замысел уже почти и не оставалось: под дальним фонарем показалась высокая, тощая, вся какая-то изломанная фигура спешащего Шарумкина, при ходьбе он размахивал руками с неестественностью заводной игрушки и каждые несколько шагов как бы приподнимался на цыпочки, стараясь, может быть, разглядеть собаку. Последняя тоже заметила его и рванулась вперед, поскуливая. Вероника подхватила рюкзак, стоявший до этого на земле, и двинулась навстречу, влекомая псом, подпрыгивающим от возбуждения. Наконец встретились: Шарумкин опустился на колени и обнял собаку, та виляла хвостом, но, кажется, испытывала неловкость от демонстрации хозяйских чувств. Наконец вспомнили и о Веронике.

— Где вы его нашли?

— Это он меня нашел — подбежал ко мне, тут рядом.

— Вот паршивая собака. Удрал, представляете? Хм, а что это?

Вероника поторопилась отвязать поясок от халата и скомкать его в кулаке. Шарумкин поднялся, слышно хрустнув коленями.

— У вас с собой поводок?

— Да он не убежит.

— Правда?

Они оба засмеялись. Обрадованный пес запрыгал вокруг. Шарумкин внимательно осмотрел Веронику.

— Знаете, это дело, конечно, не мое, но у вас из рюкзака что-то капает.

— Если бы дело происходило в одной из ваших книг (он вздрогнул и взглянул ей прямо в глаза), я бы должна была признаться, что у меня там расчлененный труп, и попросить у вас помощи.

— А чей труп?

— Вам не кажется, что это слишком нескромный вопрос после пяти минут знакомства? Кстати, меня зовут Вероника.

— Меня называют по-разному. Нет, не кажется. Ведь от этого зависит, что мы будем с ним делать. Станут ли искать этого человека или нет, толстый он или худой, как я (он оглядел себя, как бы припоминая собственную внешность).

— Увы, должна вас разочаровать. Это всего-навсего бутылки с теплой водой.

— Барышни, гуляющие по ночам с полным рюкзаком бутылок и находящие чужих собак, не так часто встречаются в так называемой реальности. Заметьте, я не спрашиваю, зачем вам бутылки. И не приглашаю вас к себе просушиться. Я просто говорю: что дальше?

— Вы, кажется, обещали вознаграждение. Или «возн.» на ошейнике означает что-то еще?

— Обещал.

— В денежной или натуральной форме?

— Это необычный вопрос. Что вы имеете в виду, говоря о натуральной?

— Одно желание. Как в фантах.

— Как в сказке про золотую рыбку? Давайте, это даже пикантно. На рыбку я не тяну, но могу считаться, например, золотым сомом. (Он зашамкал, действительно сделавшись похожим на крупную тощую рыбу.) Я, чудовище из речных глубин, возмутитель омутов, властелин русалок, поедатель купальщиц, — в твоей власти. (Проходившая мимо немолодая пара шарахнулась.)

— Я приехала сюда в надежде обманом втереться к вам в доверие. Пес избавил меня от этого. Я бы хотела записать интервью с вами.

Он задумался.

— Если бы я не видел, как этот паршивец сам убегает, я бы решил, что вы подстроили это специально. Но вообразить, что вы сговорились с ним за моей спиной, мне трудновато… Ладно. Я обещал. А как вы хотели, пользуясь вашим выражением, втереться?

— Не скажу.

— Хорошо-с. Не смею настаивать. Запомнили телефон? Позвоните мне завтра, и мы договоримся. Пойдем, Тап.

«Вот, собственно, и вся история, — закончила Вероника. — На другой день мы созвонились, на третий встретились в „Балчуге“ и записали интервью, еще через три дня его напечатали. Вскоре мы повстречались с тобой, а дальше ты все знаешь».